Рождественская история, или Записки из полумертвого дома | страница 27
Реплики соседей перекатывались через меня, как волны, не задерживаясь в сознании. Говорливее прочих был дедок, ему отвечал дипломат, а юнец-наркоман говорил только «да» или «нет». Я и вовсе молчал.
Вернулся, дыша табаком, Славка. За ним Глеб, который улегся на свою койку, на бок, сложив руки под щеку. Славка присел около него:
— Не грусти, давай кроссвордик решим.
— Кроссворды ищешь? — Дипломат Юрка, приподнимаясь на подушке, протянул Славке кипу газет. — Тут и просто «МК» и «МК — бульвар», найдешь много.
— Это можно, — отозвался Славка, подошел, взял газеты, достал очки из тумбочки, нацепил их на себя и сел за круглый стол. — Ну что, начнем с кроссворда. Попроще для начала выберем. Вот — в лежку, по горизонтали то есть. Стукач в начале жизненного пути — из пяти букв. Жаль, вохра наш ушел. Да я сам скажу. Ябеда это. Один в школе на меня настучал, что с братом на пару учебник раскурочили — самокрутки крутить. Так я из школы в гвоздильню и ушел. А теперь — в стойку, по вертикали то есть. Месяц, которого нет в календаре, — из трех букв. Я так скажу, что это муж. Как в песне жена мужа зовет? Месяц ясный.
— Здорово! — невольно восхитился я, да и дипломат одобрительно хмыкнул, а Глеб с сомнением покачал головой: не был он у себя дома «месяцем ясным».
— Ладно, пойдем дальше. Опять в лежку. Место, где человек чувствует сам себя сам у себя. Я бы сказал — дом, но здесь восемь букв. Что философ скажет? Не знает. Или ты больше писатель? Неужели никто про такое не говорил?
Я-то знал и очень любил эти слова Марка Аврелия: «Люди ищут уединения, стремятся к деревенской тишине, к морским берегам, в горы. И ты также привык более всего желать этого. Все это, однако, говорит лишь о крайнем невежестве, ибо в любой момент ты можешь удалиться в самого себя. Ведь самое тихое и безмятежное место, куда человек может удалиться, — это его душа». А если там кошмары и черти? И может ли русский человек найти спокойствие в своей душе? Да и в слове этом всего четыре буквы. И я промолчал.
А Славка не унимался:
— А доблестный работник МИДа?.. Тоже молчишь… Глеб, неужели ты никогда сам у себя не был? Чтоб хорошо вам с женой казалось?
— Раз летом на даче, — задумчиво и мечтательно сказал Глеб. — Грибов в то лето было богато. Бывало, мы с женой в день по шестьдесят, а то и по семьдесят белых накорчевывали. И рыбалка в то лето оказалась славная.
— Эх вы, словно и не в России живете! — вздохнул Славка. — За что мы всегда боролись, стоило семьей обзавестись? Неужто все такие богатенькие были, что папы-мамы вам все пооставляли и купили? И из восьми букв. Квартира это. Я вот квартиру чудом получил. Нет, дом-то у меня в деревне Ватутино был, но жена хотела отдельную квартиру с теплым клозетом и горячей водой. А я тогда в КГБ работал, мы там объект один в Москве строили. Ну фундамент быстро подвели и все такое, сдали объект без сучка и задоринки. Решили нас наградить. Мне денежную премию выписали, а корешу моему, напарнику, квартиру как премию. А у него одна уже есть. А тогда же ни торговать, ни завещать жилье было нельзя. Мы к секретарше начальника Наташке, такой же давалке, как и наша здесь, доброй такой девчонке. Я купил коробку конфет «Ромашка» — и к ней. Кореш за мной. И тут на наше счастье выяснилось, что список на награждения еще не подписывался и не утверждался. Она взяла коробку и перепечатала список. — засмеялся Славка. — Начальник подмахнул. Так за коробку «Ромашки» я получил двухкомнатную квартиру. Потом разные там ходили, проверяли мои жилищные условия. Покрутились, покумекали, да так и оставили.