— Да еще Шхунаев, ушкуйник этот, подзуживает нашего святого.
— Зачем им это?
— Ну, Шхунаев, тот говорит, что так Богу болезни угодно, чтоб на каждую палату одна жертва была. Тогда остальным Христос поможет. А Тать наш слушает, поддакивает, но у него-то на уме совсем другое. Я знаю. Я не только с ним спала, не только ребенка от него выносила, но и беседы с ним беседовала, пока надеялась, что он на мне женится. Он с грехом борется — вот что.
— С каким грехом? — испуганно воскликнула распутная черноволосая Наташка. — Это что, мне его стороной огибать надо?
Сибилла снова затянулась и выпустила дым колечками, прямо как мужик. Глаза заблестели ярче ночника.
— До твоего греха ему в последнюю очередь. Он — меч карающий, поняла?
— Не-а.
— В каждой палате грешников навалом. Ведь любой больной — это грешник. Поняла?
— Почему? — Катя тоже удивилась.
— Потому что! — раздельно произнесла слова Сибилла с такой силой, что, наверное, они отпечатались в мозгу каждого слышавшего их. — Тот, кто себя до болезни довел, не несчастный, а грешник. Как преступник. А за грехи надо платить.
— То-то он все про философа, или кто он, писатель? — не поняла я, интересовался, что тот греха за собой не чувствует, а с другой стороны, ну и что? Ну и не чувствует. Так его Бог за его грехи и покарает. И какие у больных уж такие грехи? — трещала добрая Наташка.
— Значит, нарушили какой-то божеский или природный закон, а за это полагается наказание. С философом, правда, Татю нашему не совладать. Хоть и оказался он сам, своим случаем, под иконостасом, аки агнец жертвенный. Его любят, а кто любит, тот познал Бога, ибо Бог есть любовь. Но Тать на то и Тать, он поборется! Зато другие грешники попадают туда, — заговорила вдруг гекзаметром Сибилла, — где бледные обитают Болезни, печальная Старость, Страх, и советник дурного всего — Голод, и насильственная Смерть и Страданье, единокровный со Смертью тягостный Сон. — Вокруг гречанки кружились клубы дыма, закрывая двух других девиц, и вдруг она остановила свое вещанье: — Стоп! Кто-то не тот слушает меня!
Я замер, а затем тихо-тихо, почти ползком скользнул в душную палату и, оставив банку внизу, вскарабкался на кровать, укрылся одеялом. Сибилла заглянула в палату, но увидела только спящих. Я закрыл глаза и задремал. И снова во сне мне стало казаться, что я безумно хочу по малой нужде. Я повернулся с одного бока на другой. Сибилла вышла из палаты, осторожно прикрыв за собой дверь. И тогда меня вдруг кто-то резко ткнул кулаком в спину. Я задрожал. И медленно повернулся. Напротив меня сидел на постели Славка.
