— Я ее никому не доверяю, — Влада провела рукой по машине, — это как с гитарой.
И девушка исчезла за массивной оградой санатория. Сергей пододвинулся ближе к водительскому сидению и, нагнувшись, просунул пальцы под панель управления. Через минуту он соединил два нужных проводка и завел машину. Затем оглянулся и довольно хмыкнул: принятое решение сбросило с его плеч огромный груз.
Владислава очень любила Феликса — взбалмошного и немного сумасшедшего друга отца. Феликс с Раевским учились когда-то в одном классе, и, чуть позже, в одной группе симферопольского Университета. Потом, когда отец всерьез занялся бизнесом, а Феликс, ни за что не желающий хоть как-то соприкасаться с законами этого государства, стал вольным художником, пути друзей несколько разошлись. Но это абсолютно не испортило их отношений. Владислава всегда обожала наблюдать их общение и споры. Феликс твердил, что не в деньгах счастье, что в этой стране невозможен ситуация, в которой деньги работают на тебя, а не ты на них, «ты пашешь на них, как проклятый», и что за материальное благополучие человек всегда расплачивается собственной свободой. «Все правильно», — улыбаясь, отвечал другу Раевский, — «Но мне, в отличие от тебя, надо кормить семью». Семьи у Феликса, действительно, не было, ибо все, даже самые любящие, его женщины рано или поздно сбегали, не выдерживая бытовой неустроенности. Жил Феликс в сарае, собственноручно построенном под окнами страстно любимой когда-то им женщины. Она проживала прямо за территорией санатория, от которого Феликс провел себе в жилище воду и электричество. Летом свободный художник вырезал из дерева всякие безделушки, которые Владислава в душе считала шедеврами, и продавал их на набережной отдыхающим. В другое время года он делал весьма успешные копии с работ знаменитых художников и мучительно пытался реализовать их в художественном салоне. Владислава была уверена, что, относись Феликс к жизни несколько иначе, он давно сам стал бы известнейшим мастером, потому что все, что он делал, было по-настоящему прекрасно. Но Феликс категорически отказывался встречаться с именитыми московскими мэтрами, и вообще с кем-либо, кто мог повлиять на дальнейшую карьеру художника.
— Тук-тук-тук! — громко прокричала Владислава, подойдя к знакомой дыре в заборе санатория, — есть кто живой?
— А, — на пороге сарайки — так Феликс называл свою обитель — тотчас же появился улыбающийся бородатый великан с всклокоченными вихрами черных волос, — Ладушка, заходи. Рад тебя видеть. Рад безмерно, бесконечно, безгранично, безаппелляционно…
