Актриса и Президент | страница 30



14. Не отрекаются любя

Не крест — бескрестие несем,

А как сгибаемся убого,

Чтоб не изверится во всем,

Дай бог, ну хоть немного Бога!

Евгений Евтушенко

Потом он поехал в больницу.

Варя очнулась и увидела, конечно его, Сашу. Она хотела ему улыбнуться, но вспомнила, что он хочет отобрать сына и закрыла от страха глаза.

— Варвара Николаевна, — услышала она незнакомый голос — Вы слышите меня, видите? Вы находитесь в больнице. Я ваш лечащий врач, ответьте мне.

— Вот и все, уже в больнице, чего я решила, что они меня отпустят, запереть в психушке, это так по совковски.

Она хотела отвернуться и от мужа, и от врача, мешали провода и в локте больно заныло.

Медсестра держала ее за руку, чтобы не выскочила иголка, а Саша, теперь не ее Саша, что-то тихо прошептал, и она услышала.

— Варенька, девочка, все хорошо, если ты слышишь, скажи мне. Все ложь, ищут эту змею, что тебе наврала. Варя, я докажу, все ложь. Вот тебя и девок твоих отравил маньяк. И это тоже проверяем, маньяк или нет. Любимая, во сколько был звонок — это очень важно, и точно ли голос был женский?

— Я хочу видеть Сашку, — не открывая глаз, произнесла Варя.

— Девочка моя, я сам слетаю, ты у меня одна, ты и сын.

Мальчик спал, уже и детскую кроватку привезли, но она не разрешала его туда положить. Муж сидел на кровати, глупо улыбаясь. Варе всегда было немного смешно его таким видеть, очень похож был в такие минуты на сына, когда того только из роддома привезли.

Они повенчались прямо в больнице. Перед обрядом с ней говорил батюшка Симеон, о таинстве брака, о первородном грехе. Она слушала невнимательно, вспоминала другие слова: «Жена, это серьезный шаг. И именно для тебя. Я не молод, повенчавшись ты взвалишь крест. Кто знает, кроме бога, какой. Подумай, любовь моя. Я приму любое твое решение, лишь бы оно было от сердца».

Врач настоятельно рекомендовал предохраняться хотя бы полгода, чтобы организм отдохнул и очистился полностью от токсинов. И очень вовремя предупредил, Варя уже видела нетерпение мужа, желание быстрее остаться вдвоем, наедине. Она и сама, несмотря на слабость, так стосковалась по мужниной ласке, и умению, что делала мужу знаки понятные только им двоим. Волнующие и много обещающие. И рука на колене, вроде бы просто лежащая, и долгий взгляд скромницы, направленный на место страсти и любви.

Все-таки это звонила женщина. Зависть, ненависть, обида, — за своего любовника. Это был тот самый человек в оспинах, что назвал когда-то Варю «американской шлюхой», женщина была его помощником.