А то садился на порожнюю катушку и курил, посматривая на машиниста канатовьющей машины Богунова.
«Няней ко мне захотелось! Мудрецы… Сами норму выполняйте, если такие умные…» — злорадствовал он.
А Степан Михайлович делал вид, будто не видит ничего. Да пусть карман его страдает, коль так нравится. Целую неделю не подходил, не надоедал наставлениями. Однако спокойствие его покинуло и на работе и дома… Не шел из головы Володька. Что за характер! Податлив был и к делу охоч… Не мог же тот прощелыга с наколками, черт его принес, так повлиять! Володька же умнее, в технике смекалист…
Вот теперь и зови на помощь золотую рыбку. Ба! Рыбка-то и выручит. Уже и лодку присмотрел, и снасть готова, как будто нарочно для такого трудного случая!
…Пологий косогор спускается к самой воде Давлетовского озера. Редкие березки разбежались по зеленому пологу. Рыбаки огляделись и сбросили котомки у прибрежных камышей. Синяев пошел по берегу высматривать мальков, а Степан Михайлович приморился и лег в тень — пятьдесят лет не двадцать. Потом они оборудовали стан, вбили колышки, натянули палатку, сложили рюкзаки, одежку, накачали лодку, спустили непривычное суденышко на воду.
Володя торопливо гребет, не терпится удочку забросить.
— Не спеши, плещешь сильно. Левее, левее, вон заливчик, в него давай. Стоп! Бросай якорь!
С носа и с кормы опустили на веревках по большому камню — лодка на приколе. Степан Михайлович не спеша составлял свое трехколенное удилище, менял поплавок. А Володя быстро размотал леску, насадил малька и закинул под розовые от заката камыши.
Все ждал: «Сейчас начнет старик… ход мысли обдумывает…»
Но Степан Михайлович только и сказал, когда за ухой сидели:
— Кости под ноги не бросай, в костер их.
А рано утром тихонько поднялся, укрыл Синяева фронтовой шинелью, проверил кружки, на ночь поставленные, и выволок полуметровую щуку.
До обеда Володька активно рыбачил, надеясь еще такую же подцепить. А когда навьюченные шли к тракту, намолчавшись за день, он не вынес безразличия Степана Михайловича к его «дисциплине» (шефство ведь обязывает!) и спросил:
— А почему вы со мной не говорите… не воспитываете?.. За тем же меня с собой поволокли.
Но Степан Михайлович и на это ничего не ответил. А лишь посмотрел по-доброму, усмехнулся и положил ему руку на плечо. Потом, однако, сказал:
— Я пришел сюда отдыхать. А тебе что, говорить хочется?
— Неинтересно в молчанку играть… Воспитывать не желаете, так о работе давайте потолкуем… только всерьез.
