– Я чувствовала себя именно так.
– Знаю. Я виноват.
Губы скользнули по ее нежной коже, язык пощекотал сладкий уголок рта.
– Неправильное время, неправильное место.
Марк коснулся губ Изы, мягких и нежных, слегка, словно приручая. Изабелла вздрогнула, когда его язык дотронулся до ее нижней губки и в следующий миг сразу завладел ее ртом, лаская и терзая его требовательными поцелуями.
– Единственным моим оправданием, – вставлял он в промежутках между страстными ласками, – может послужить то, что даже спустя столько времени ты сводишь меня с ума. С тобой я забываю обо всем.
Лодочка его ладони накрыла ее грудь через тонкий трикотаж майки.
– Забываю, кто я и где нахожусь.
Он провел большим пальцем вокруг соска.
Сердце Изы колотилось, грудь порывисто вздымалась. Она по глотку втягивала воздух в сжавшееся горло.
– А меня тоже забываешь?
– Я никогда не мог забыть тебя, хотя, можешь мне поверить, пытался.
Его слова больно ужалили, но за ними стояла несомненная честность.
Иза больше не желала противиться.
Она вполне могла списать все на вино, одиночество или шок от встречи после долгой разлуки. Но, если уж быть честной, она хотела его. Всегда хотела. И если этот миг – все, что у нее когда-либо случится с Марком Дюраном, что ж, она хотя бы успеет попрощаться с ним. Не так, как в прошлый раз.
Поэтому она вовсе не сопротивлялась, когда его поцелуи проложили влажную дорожку по нежной шее. Она запустила пальцы в темные шелковистые волосы мужчины и придвинулась ближе, навстречу его ласкам.
– Твое сердце бьется так быстро, – прошептал он, и его дыхание обожгло ей кожу.
– Потому что…
Она заставила себя замолчать до того, как наговорит лишнего. Однако Марк не позволил так ей легко сорваться с крючка.
– Что?
Он целовал ее, лаская бархатистую кожу груди.
Она не хотела признаваться, но…
– С тех пор, как ты касался меня. Я никогда не ставила под сомнение химию между нами.
Хотелось удержаться от погружения в больные для них обоих темы.
Она пробежалась пальцами по его груди.
Марк пришел к ней без пиджака и галстука. Единственным препятствием, мешавшим дотронуться до его горячей кожи, оставался синий шелк рубашки. Под цвет его глаз.
Иза касалась его и ощущала, насколько мощно он сложен. И она солгала бы, сказав, что не желает видеть его наготу, чувствовать тепло его кожи, упругость мышц под своими пальцами и языком.
Но здравомыслие, наконец, вмешалось. Она прекрасно помнила их недавний напряженный разговор и не собиралась проходить через унижение еще раз. Вместо того чтобы расстегнуть на нем рубашку, запустить руки под шелк и с наслаждением прикоснуться к упругим кубикам пресса, которые всегда сводили ее с ума, она невероятным усилием воли заставила себя отступить.
