Ну вот, и скоро физиономия у него начала опухать. Он так и размахивал змеями, проповедовал слово божие, а остальные выли и пели. А Майлз, он сидел в первом ряду и все это видел. Видел, как его папаша повалился на пол, как по нему ползали змеи — все.
Думаете, они его в больницу отправили? Черта с два! Эта орава чокнутых — мои старики! — била в барабаны и пела. Башка у Майлзова папаши вздулась, как воздушный шар. Губы почернели, уши распухли, язык вылез наружу. Да, он был силен, силен в вере!
Леон принялся изображать, как они хлопали в ладоши, раскачивались, размахивали руками. Он высунул язык и вытаращил глаза.
— И что произошло потом? — прервал я его представление.
— А как по-вашему, мистер Слоун? Он умер.
Глаза у меня сами собой округлились:
— Прямо на глазах у Майлза?
— Конечно.
— Не удивительно, что Майлз стал писать такие жесткие вещи.
— Вот поэтому нас и прозвали змееголовыми. Церковь существует до сих пор и все еще остается центром Змеиного городка. Хотя со змеями в ней никто больше не балуется.
— Майлз, наверное, чувствует себя виновным в случившемся. Мучается стыдом.
— Стыдом? — Леон недоуменно уставился на меня. — Да его папашу считают в Змеином городке настоящим героем. Как же, донес свою веру до самой могилы.
— А вы все еще посещаете эту церковь?
— Не-а. Я в эти штуки больше не верю. А вот когда я был мальчишкой, старина Майлз там время от времени объявлялся. Правда, только в пьяном виде — Леон усмехнулся. — Нам всем, ребятне, это очень нравилось. Он каялся в своих жутких грехах, рассказывал, какие ужасы натворил за день, плакал как ребенок. Влезал в алтарь, падал там на пол, скуля, словно больная собака: «О, я вошел в дом Иисусов». А потом выбегал в дверь, и больше мы его этак примерно с год не видели.
— И какие же ужасы он творил?
— Да разве теперь вспомнишь? Все это давно было. — Леон пожал плечами. — Ладно, мне работать нужно.
— А чем вы тут занимаетесь? Лопату подпираете?
Во взгляде Леона обозначилась невнятная угроза:
— Вам я вообще ничего говорить не обязан.
— Так видели вы его или не видели? Человека, который уехал на черной машине.
— На черном «линкольне-континентал», модель начала 60-х.
— Ну и?.. Что вы еще видели?
— Один вопрос — один ответ, адвокат, — усмехнулся Леон. — Начнете всерьез относиться к моему положению — приходите.
К себе на работу я возвращался не в самом лучшем настроении. И оно ничуть не улучшилось, когда я увидел фургоны телевидения рядом с парадным входом. Едва я вылез из «крайслера», на меня налетели, точно грозовые тучи, ребята с выставленными вперед микрофонами.
