— Да?!
— Он попросил у меня прощения, я его простил.
— Прощения?
— Ну да.
Он безразлично смотрит в другую сторону. Нет, я уже ничего не соображаю, вспоминается только: «Кто мою шкатулку тронет, тот умрет».
Ерунда, ерунда!
— А ты не знаешь, куда он сейчас подевался? — спрашиваю я. Он остается спокоен.
— Мне-то откуда знать. Ясно — заблудился. Я вот тут тоже раз заблудился.
Он встает, всем видом показывая, что не намерен продолжать разговор.
И тут я замечаю, что куртка на нем порвана.
Сказать ему, что врет? Что Н. не мог сознаться, потому что это же я, я читал его дневник…
А почему врет?
Мне страшно об этом думать…
Как же я сразу ему не сказал, еще вчера, когда он лупил Н.? Ну да, застеснялся перед господами учащимися, не хотел признаваться, что потихоньку вскрыл проволокой шкатулку, хотя цель и была достигнута — ну ладно, это понятно. Но как меня угораздило сегодня утром проспать? Ну да, проторчал в лесу ночь напролет, устал, как собака, и промолчал. А сейчас? Сейчас уже толку мало, даже если рот и разину. Поздно.
Да, я тоже виноват.
И я — камень, о который он споткнулся, яма, в которую упал, скала, с которой он сорвался. Ну почему никто меня сегодня не разбудил? Я не хотел свидетельствовать против себя и спал, чтобы защититься. В божественный расчет я хотел внести большие изменения, а оказывается, расчет этот был уже давно оплачен.
Мне хотелось нас всех спасти, но к тому моменту мы были уже утопленниками. В море вины без конца и края. Ну кто виноват, что этот замок сломался?
Больше не запирается?
И все равно нужно все рассказать. Пути вины встречаются, пересекаются между собой, сплетаются и перепутываются.
Это лабиринт. Комната кривых зеркал. Ярмарочный балаган!
Господа, посетите наш захватывающий аттракцион!
Несите наказание и покаяние за вину своего существования. Да, не бойтесь! Теперь бояться уже поздно.
После обеда все мы двинулись на поиски Н. Обшарили окрестности, звали: «Н.!», и снова: «Н.!», но ответа не было. Как, впрочем, я и ожидал.
Уже начинало смеркаться, когда мы повернули назад.
— Если такой дождь будет идти и дальше, — ворчит фельдфебель, — начнется новый всемирный потоп.
И опять вспоминается: «Когда дождь перестал, и воды потопа спали, сказал Господь ‘Не стану больше карать землю за помыслы человеческие’».
И снова я себя спрашиваю: сдержал ли Он обещание?
А дождь все сильнее.
— Надо бы сообщить в жандармерию, что Н. пропал, — говорит фельдфебель.
— Завтра.
— Господин учитель, я не понимаю вашего спокойствия!
