Даже если Господь вышлет навстречу мне тысячи голых девушек!
Все глуше ночь.
Она цепко держит меня, безмолвная и непроницаемая. Сейчас я хочу назад.
Осторожно, ощупью…
Моя вытянутая вперед рука натыкается на дерево. Обхожу его.
Двигаюсь ощупью дальше — но в ужасе отшатываюсь!
Что это было?
Сердце у меня замирает.
Еле удерживаюсь, чтобы не крикнуть.
Что это было?
Нет, это было не дерево.
Моя вытянутая рука наткнулась в темноте на чье-то лицо. Меня трясет.
Кто тут стоит передо мной?
Я застываю на месте.
Кто это?
Или мне примерещилось?
Нет, я слишком ясно нащупал: губы, нос…
Сажусь на землю.
Это лицо, оно еще там?
Надо дождаться света.
Не двигайся.
Там, над облаками, курит лунный человек.
Тихо накрапывает дождь.
Плюй, плюй на меня человек с луны!
Наконец небо начинает сереть, вот и утро.
Никого передо мною нет, никакого лица, ничего.
Пробираюсь обратно в лагерь. На спине, с открытым ртом спит фельдфебель. По палатке барабанит дождь. Только сейчас замечаю, как я устал. Спать, спать…
Когда просыпаюсь, полк уже ушел. Ну ладно, скажу Ц., что это был я, а не Н., сразу после их возвращения.
Сегодня наш предпоследний день, завтра собираем палатки и уезжаем в город.
Сегодня льет как из ведра, только ненадолго в какой-то момент дождь прекратился. В лощинах лег густой туман, гор больше не видно.
В полдень полк возвращается, но не весь.
Отсутствует Н.
Должно быть, заблудился, замечает Ф., скоро найдется, никуда не денется.
Мне вспоминаются пещеры, упомянутые Ц. в дневнике, и большой уверенности, что он найдется, у меня нет.
Страх?
Пора ему все сказать, сейчас самый подходящий момент.
Ц. у себя в палатке, пишет.
И он там один.
Увидев, что я вхожу, быстро захлопывает блокнот, смотрит недоверчиво.
— А, мы опять пишем дневник, — выдавливаю я из себя, пытаясь улыбнуться. Он молчит, только глядит на меня, и тут я вижу, что у него ободраны руки.
Он замечает мой взгляд, вздрагивает и быстро убирает руки в карманы.
— Что, замерз? — спрашиваю я, не спуская с него глаз.
Он все так же молча кивает, мол — да, и жестокая усмешка пробегает по его лицу.
— Слушай, — начинаю я, — ты говорил, что Н. взломал у тебя шкатулку?
— Я не просто так сказал, он правда так сделал, — не дождавшись конца фразы, на полуслове перебивает он.
— Но почему ты так уверен?
— Он мне сам сказал.
У меня глаза вылезают на лоб. Как это сам сказал? Но этого не может быть. Это не он!
Ц. пронзает меня быстрым взглядом и продолжает:
— Он мне сегодня утром признался, что вскрыл шкатулку. Проволокой. А закрыть обратно не сумел, у нее замок сломался.
