Лермонтов | страница 30



Демон не сулит своей подруге безмятежного счастья в той новой стране, куда манит и зовет ее, как на свою новую родину:

Тебя иное ждет страданье,
Иных восторгов глубина;
Оставь же прежние желанья
И жалкий свет его судьбе:
Пучину гордого познанья
Взамен открою я тебе.

Истинное бытие, — так утверждает Лермонтов устами Демона, — истинною бытие, достойное человека, возможно только в стране «познанья и свободы», которой еще нет нигде на земле. Лишь в этой стране будущего станет возможно высшее из наслаждений — наслаждение «всей властью бессмертной мысли и мечты».

«Демон» написан изумительными стихами. Но яркости красок, по «роскоши картин», по богатству «поэтического воодушевления» (выражения В. Г. Белинского) стихи «Демона» превзошел только сам Лермонтов в «Мцыри» — и никто другой из последующих поэтов. Из этих превосходных стихов восставал могучий, гордый и сумрачный образ, захвативший своими чувствами, мыслями, устремлениями и страданиями все поколение Лермонтова.

Осенью 1838 года Лермонтов вынес «Демона» из своего кабинета. Он читал его сам и давал читать в рукописи некоторым из друзей, в их числе В. А. Жуковскому. Напечатать «Демона» в условиях цензуры 1830–1840 годов было невозможно. Полностью он был напечатан только за границей в 1856 году. Но поэма Лермонтова до такой степени была близка по своим мыслям и чувствам лучшим из современников поэта, что тотчас же разошлась во множестве списков. Через полтора года Белинский печатно засвидетельствовал, что «Демон» в рукописи ходит в публике, как некогда ходило «Горе от ума».

Белинский переписал для себя «Демона» и собирал его списки. Писателю В. П. Боткину Белинский говорил: «Демон» сделался фактом моей жизни, я твержу его другим, твержу себе, в нем для меня — миры истин, чувств, красот. Я его столько раз читал — и слушатели были так довольны».

А Боткин так объяснял Белинскому, почему он и все его поколение, включая Герцена и Огарева, увлечены Лермонтовым и его «Демоном»: «Пафос его есть «с небом гордая вражда». Другими словами, отрицание духа и миросозерцания, выработанного средними веками, или, другими словами, пребывающего общественного устройства. Дух анализа, сомненья и отрицанья, составляющий характер современного движения, есть не что иное, как тот диавол, демон — образ, в котором религиозное чувство воплотило различных врагов своей непосредственности. Фантазия Лермонтова с любовью лелеяла этот могучий образ. Лермонтов смело взглянул ему прямо в глаза, сдружился с ним и сделал его царем своей фантазии».