К добру и злу постыдно равнодушны,
В начале поприща мы вянем без борьбы;
Перед опасностью позорно-малодушны,
И перед властию — презренные рабы… —
он этим лишним людям внутренне противопоставлял декабристов, которые сумели быть не рабами «перед властию».
Свою горькую «Думу» о своем поколении, во всей ее полноте и глубине, Лермонтов выразил в романе «Герой нашего времени», где он, изображая Печорина, писал, по его собственным словам, «портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии».
Этот роман был задуман и материал для него собран на Кавказе. Начав свое повествование о Печорине еще в Петербурге, Лермонтов оставил неоконченной повесть «Княгиня Лиговская» (1836), где рассказывается о петербургской жизни Печорина. Гениальный роман о герое своего времени Лермонтов создал, перенеся действие на Кавказ.
Наконец Лермонтову было разрешено вернуться в Европейскую Россию. Он получил назначение в гвардию, в Гродненский гусарский полк» стоявший в Новгороде.
«Если бы не бабушка, — признавался он С. А. Раевскому, — я бы охотно остался здесь, потому что вряд ли Поселение[17] веселее Грузии»… И тут же делился своей мечтой: «Серьезно думаю выйти в отставку».
Уезжая с Кавказа, Лермонтов с сердечной тревогой писал:
Что если я со дня изгнанья
Совсем на родине забыт?
Найду ль там прежние объятья?
Старинный встречу ли привет?
Этот привет он нашел у лучших людей своего времени, — это был привет новому народному поэту, наследнику Пушкина. Но предчувствие не обмануло Лермонтова: нашел он на севере и холодную вражду и злобу, приведшую его к новому изгнанию.
6
Два последних года, проведенных Лермонтовым в Петербурге, 1338–1840, были временем полного расцвета его гения. Он завершил в эти годы давние замыслы, создав новую редакцию «Демона» и написав по кавказским впечатлениям «Мцыри». Он написал. и издал в эти годы «Героя нашего времени», классический образец русской художественной прозы. Он подготовил книжку своих «Стихотворений», — это драгоценное собрание алмазов и жемчужин русской лирики.
Пристально, с участием и надеждою следил за каждым стихотворением Лермонтова критик В. Г. Белинский. Прочтя «Три пальмы», он восклицал в письме Краевскому: «Боже мой! Какой роскошный талант! Право, в нем таится что-то великое», и еще тверже повторил это П. В. Станкевичу: «На Руси явилось новое могучее дарование — Лермонтов». В 1839 году поэт А. В. Кольцов написал Белинскому: «Ах, как хороши в восьмом номере «Записок» пять русских песней! чудо как хороши, вот уж объяденье — так объяденье. Я тут подозреваю Лермонтова, чуть ли не он опять проказит, как в песне про царя Ивана». Кольцов ошибался: он прочел подлинные народные песни. Но какая высокая похвала для Лермонтова заключалась в том, что художник русской песни, необычайно чуткий к ее музыкальному ладу и поэтическому строю, впал в эту ошибку!
