Сразу возникло некоторое оживление - выяснилось, что у подавляющего большинства тоже кое-что имеется. Правда, и флаконы были из прочного стекла, и запах, исходивший от них, был более резким и менее изысканным. Горячительного запаса не оказалось только у Романа и у Вадима, причем последний отреагировал на обильные возлияния в "зоне смерти" очень неодобрительными движениями губ. Не проявил он особого интереса и к еде, хотя не отказался от предложенного сыном Командора внушительного бутерброда с жареной колбасой. Это же блюдо было единственным в меню и у десантников, варьировалась лишь мясная начинка и специи. Как обычно, выделялся только достопочтенный начальник разведки Сектора - у него имелся завернутый в блестящую фольгу копченый цыпленок...
Неудивительно, что все поголовно принялись жевать исключительно стоя, с тревогой поглядывая каждые две-три минуты на проклятую реку, словно желая удостовериться, не подбирается ли теперь она к ним. Никакого нормального пищеварения в этом случае ожидать не следовало, что не могло устроить Густава фон Хетцена ни при каких обстоятельствах. Поэтому второй добрый глоток он сделал уже на корточках, а затем и вовсе основательно приземлился на "пятую точку". Его примеру последовал сначала Вадим, а за ним и остальные, здраво рассудив, что в таком надежном положении двигаться к Сафат-реке незаметно для самих себя просто невозможно. Тут же появился буквально волчий аппетит - мужская натура взяла свое, да и длительный переход тоже напомнил о себе. Все было уничтожено одним махом, даже сухой паек из неприкосновенного запаса. Алкоголь произвел свое обычное действие, языки развязались, а взглядов, брошенных в опасную сторону, становилось все меньше. На эту тему разговоров практически больше не было. Роман лишь заметил, что не помешало бы каким-нибудь хитрым способом взять из реки немного черной воды для анализа - с этим вяло согласились, однако предложений, как сие практически осуществить, ни у кого не оказалось. Единственную же идею - срубить длинный шест и укрепить на его конце освободившуюся посудину из-под спиртного - решительно забраковал сам витязь, предупредив, что в этом варианте господин удильщик может вытащить такую страшненькую рыбку, что и всем прочим мало не покажется.
Главным образом, размышляли о судьбе исчезнувшего почти на их глазах десантника Гарнецкого. Общество почему-то пребывало в уверенности, что их товарищ всего лишь заблудился, а, значит, оставался шанс его отыскать. Тут все разговоры пошли исключительно в предположительном направлении, но никто не осмелился произнести естественную фразу: "На обратном пути задержимся немного и поищем". И дело было даже не в понятном страхе перед внезапным наступлением ночи - всех дико пугала вполне вероятная возможность и самим заплутаться среди множества одинаковых и похожих стволов. На Вадима лавиной обрушились вопросы, касающиеся, в основном, двух проблем; о первой из них, то есть, о "паутинах", витязь отказался говорить наотрез, желчно заметив, что интересоваться у мертвеца: "Как оно там, в гробу, милый?" бесполезно, а вопрошать об этом живого способны лишь распоследние кретины.
