Теперь необходимо было любой ценой использовать последний имеющийся шанс, и Командор глубоко задумался, рассчитывая, с какого бока его лучше ухватить. "Шанс" некоторое время метался взад-вперед, а затем забился в дальний угол, словно осознав свою обреченность. Впрочем, возможно, налицо было простое смущение, ибо на него уставились глаза всех присутствующих. Поколебавшись, Роман неуверенно предложил свои услуги, однако натолкнулся на категорический отказ. Действительно, менять исполнителя уже не имело смысла, и оставалось только надеяться, что, накопив ценою двух неудач определенный опыт, отец не оскандалится в третий раз.
Не в силах изобрести надежный способ, который заставил бы вздорную птицу лететь строго по прямой, Густав фон Хетцен понадеялся на шоковый болевой эффект. С величайшими предосторожностями вытащив присмиревшую каркушу через тесную дверцу, Командор терпеливо дождался, пока она окончательно не успокоится, а потом неожиданно и очень крепко сдавил пальцами ее тело. Тут же под дикие крики и судорожное барахтанье ладонь разжалась - и жертва стремительно рванулась в противоположную от своего мучителя сторону, быстро приближаясь к темной воде. Последовал небольшой вираж (у Командора испуганно затряслись руки), но затем направление полета восстановилось, и через несколько мгновений на глазах у людей птица пересекла воздушную границу Сафат-реки. И почти сразу же крылья дали подряд несколько сбоев, серое тельце трижды как-то странно перекувыркнулось, а потом камнем рухнуло вниз и с глухим плеском исчезло в непроглядной черноте.
- Впечатляюще... - после выразительных переглядок со всеми по очереди признался Командор и на всякий случай спросил: - Надеюсь, все видели то же, что и я? Может, кто заметил нечто особенное?
Факт мгновенной гибели представителя семейства врановых никто отрицать не стал, однако с оценкою события и тем более, с комментариями дело обстояло туго. Как-то незаметно взоры обратились опять на Вадима, который, в свою очередь, неодобрительно смотрел на вышедшего вперед Эдвина (тот напряженно вглядывался в место падения, словно чего-то ожидая). Наконец, заметив пристальное к себе внимание, витязь развел руками:
- Вы напрасно ждете от меня ключевого, объясняющего слова - я его не знаю. Вполне мог бы сразу предсказать подобный результат, но и только. А теперь - простите за нескромность - что господин Командор собирается делать дальше?
Вопрос был вполне уместным, и на него у вопрошаемого имелась пара вариантов ответа. Однако то ли Густав фон Хетцен почувствовал в обращении витязя намек на бессмысленность предпринятого путешествия; то ли вообще ему не понравился интерес постороннего к его планам - какого-либо пояснения вот так, сразу, не последовало. Напротив, Командор затеял с Романом и десантниками негромкую, но оживленную дискуссию по поводу характера опасности, которая могла им угрожать. Разумеется, большей частью говорил он сам, выдвигая значительным тоном фантастические или вообще бестолковые предложения. Роман понимал, для чего он это делает, отлично осознавая абсурдность своих речей. Ничего более разумного, чем повернуть назад, не оставалось, однако немедленно выполнить сей несложный маневр мешало самолюбие, которого у папы хватало. Поэтому ему приходилось молоть откровенную чепуху о некоей сверхконцентрированной "избирательной" радиации ограниченного пространства, о каких-то "точечных" ударах атмосферного электричества, а также велеречиво рассуждать о возможных катастрофических перепадах гравитации ("...чему все только что и были свидетелями...") Наконец, длиннющее разглагольствование о том, как появление вороны дестабилизировало неизвестное физическое поле, пульсирующее, якобы, над рекою, достало Романа настолько, что он угрюмо высказал свою революционную догадку о полном отсутствии кислорода в районе черной воды, что самым радикальным образом все объясняло. Как ни странно, отец ухватился за эту сверхбредовую идею с таким энтузиазмом, что его сын начал опасаться, не повлияла ли "временная вертушка" на папины умственные способности в резко отрицательном смысле. Роман собирался переступить границы приличия и сказать об этом вслух; он для начала нарочито бесстрастным тоном уже выдал вступительное: "Мне, извините, показалось, что...", как вдруг поперхнулся и замолчал. В точности то же самое произошло и с Командором, который вслед за сыном растерянно уставился на неподвижную гладь Сафат-реки, тщетно пытаясь сообразить, почему она оказалась прямо перед ними, не далее, чем в пяти метрах.
