Не по плечу одному.
В мире есть царь, этот царь беспощаден,
Голод — названье ему.
Правит он в море судами,
В артели сгоняет людей,
Водит он армии, стоит за плечами
Каменотесов, ткачей.
Он-то согнал сюда массы народные.
Многие, в страшной борьбе,
К жизни воззвав эти дебри бесплодные,
Гроб обрели здесь себе.
Прямо дороженька. Насыпи узкие,
Столбики, рельсы, мосты...
А по бокам-то все косточки русские.
Сколько их, Ваничка, знаешь ли ты?
Со слов «дедушки» я записал на бумажке это замеча
тельное стихотворение и в тот же день выучил его на
изусть. Весь вечер я только и думал, что о «Железной до
роге», и даже во сне мне мерещились толпы согбенных
тружеников «с Волхова, с мотушки-Волги, с Оки», которые
грозно машут руками и со всех сторон надвигаются на
меня, но вдруг откуда-то появляется милый «дедушка»,
берет меня за руку, подымает на высоту, и все кругом,
точно по мановению волшебного жезла, начинают весело
улыбаться и напевать какую-то изумительно красивую
песню.
«Железная дорога» сыграла большую роль в моем дет
ском развитии. Она как-то оформила и закрепила многие
из тех мыслей и чувств, которые пробудились во мне со
времени встречи с «политическими». Она дала «идеологи
ческое обоснование» той инстинктизной тяге к народу, ко
торую я и раньше в себе ощущал.
«Какой великий и прекрасный русский народ! — часто
думал теперь я. — Как много он страдал! Как желал бы я
помочь ему! Но как это сделать?..»
Ответа на последний вопрос у меня еще не было. Да и
могло ли быть иначе?..
Всему приходит конец, — пришел конец и нашему рей
су. Прощался я с «политическими» в Томске с глубокой
душевной драмой. Казалось, я расстаюсь с самыми близ
кими мне на свете людьми. Когда маленькую партию вы
вели с баржи, я бросился к «дедушке» и повис у него на
шее. Слезы выступили у меня на глазах. «Дедушка» тоже
был тронут. Присутствовавший при этой сцене томский
102
конвойный офицер презрительно поморщился и с расста
новкой бросил:
— К-ка-к-кая сентиментальность!
«Дедушка» отмахнулся от него, как от назойливой му
хи, и, обратившись ко мне, с большой нежностью произ
нес:
— Ну, Ванюша, прощай! Понравился ты мне. Выйдет
из тебя толк. Вот подрастешь и, так же как мы, пойдешь
по Владимирке.
Он поцеловал меня и быстро отошел в сторону, где
уже строилась вся партия арестантов.
— «Дедушка»! «Дедушка»! — закричал я, бросаясь за
ним. — Скажите, как вас звать, как ваша фамилия? Я на
пишу вам письмо...
— «Что в имени тебе моем?»—полушутливо продекла
мировал «дедушка».
