станты. Мужчины и женщины, старые и молодые, наглые
и забитые, мрачные и веселые, в кандалах и без канда
лов, — все они шумной, серой, беспокойной толпой запол
няли трюмные камеры, кричали, ссорились, свистели,
плакали, били вшей, валялись на палубе, играли в карты,
доходили до поножовщины. Помню, во время одного из
рейсов среди осужденных произошла какая-то темная ссо
ра, в результате которой на следующее утро пожилой аре
стант, шедший на поселение, был найден мертвым, с про
ломленной головой. Несмотря на все крики и зуботычины
Феоктистова, несмотря на карцерный режим, введенный им
после этого на барже, виновных так и не удалось обнару
жить: «Иваны» крепко держали в своих руках всю аре
стантскую массу. Отец как раз в это лето производил свои
измерения «преступных черепов», о чем я упоминал выше,
и я помогал ему в этой работе. Каждый день конвойные
солдаты приводили в лазарет по нескольку арестантов для
исследования. Взятые в одиночку, они были людьми, инди
видуумами. Некоторые из них казались даже приятными
91
и интересными. Однако в общей массе арестанты произво
дили гнетущее, тоскливое, беспросветное впечатление, и
вместе с тем рождали у меня — я тогда никак не мог по
нять, почему, — ощущение какой-то душевной неловкости,
точно я был в какой-то мере ответственен за их горькую
судьбу.
Таковы были тени. Но наряду с ними был свет. Много
света!
Едва я ступил на баржу, как вновь ожила моя старая
страсть к воде, к кораблям, к судоходству. Я сразу же пе
резнакомился с командой и завел дружбу с водоливом и
штурвальными. Всего на барже было человек восемна
дцать, и все они происходили из одного и того же места—
села Истобенского, Вятской губернии. Не знаю, почему так
повелось, но только и те годы все западносибирское па
роходство, бороздившее воды бассейна Оби и Иртыша,
было укомплектовано выходцами из этого знаменитого
села или его окрестностей. Зиму они проводили у себя до
ма, в Вятской губернии, а с весны направлялись на реки
Западной Сибири и плавали здесь до глубокой осени.
«Истобенцы» представляли собой своеобразный «клан»,
крепко держались друг за друга, свято хранили свою «мо
нополию» и дружно сживали со света всякого «чужака»,
пытавшегося проникнуть в их твердыни. То же самое было
и на нашей барже. Водолив (то есть капитан баржи), Ми-
хайло Егорович, — коренастый мужчина лет пятидесяти,
с заметной полнотой и чисто русским лицом, обрамленным
широкой седеющей бородой, — не произвел на меня боль
шого впечатления. В дальнейшем мои отношения с ним все
