связные, более систематические воспоминания. Встает
картина детства. И так как для ребенка первым и самым
важным «кругом» его вселенной — по крайней мере, в
досоциалистическую эпоху — является семья, то я начну
описание своей жизни с характеристики моих родителей.
2. МОЙОТЕЦ
Раннее зимнее утро. За окнами еще почти темно. Небо
только начинает светлеть. На улице тихо. Так тепло и
уютно в постели. Так хочется, свернувшись клубком под
одеялом, прикорнуть еще на минутку... всего лишь на одну
минутку. Но нет! Нельзя! Половина восьмого — и надо,
обязательно надо вставать: иначе опоздаю в гимназию.
13
С неохотой подымаюсь с постели. Долго не могу по
пасть в свои штанишки. Долго умываюсь под железным
крашеным рукомойником, лениво плещась в тазу. На
конец я готов: одет, обут, умыт. Книги и тетради сло
жены в ранец. Иду в столовую пить чай, но по дороге
захожу в кабинет отца. Он уже на ногах, или, вернее, на
стуле. Каждое утро я нахожу его на одном и том же
месте, в одной и той же позе: он сидит за микроскопом у
стола, густо заставленного всякого рода колбами, трубоч
ками, баночками, препаратами.
— Здравствуй, папа!
— Здравствуй, Ваничка!
И отец, не отнимая одного глаза от микроскопа, дру
гим ласково здоровается со мной.
— Ты давно уже здесь?
— Нет, не так давно... Часика два.
Это значит, что отец встал в шесть часов утра, когда за
окном еще царила темная ночь, а квартира наша была на
полнена храпами и вздохами спящих. Я начинаю ласкаться
к отцу и звать его пить с нами чай.
— Иди, иди, Ваничка, — говорит отец, — пей чай, а то
опоздаешь. Я сейчас тоже приду.
Это «сейчас» продолжается, по крайней мере, полчаса.
Мать успевает напоить всех детей чаем, отдать кухарке
все распоряжения к обеду, наказать денщику Семену сде
лать нужные закупки в городе (отцу, как военному врачу,
полагался денщик), прежде чем отец, наконец, появляется
в столовой.
— Ну вот, ты опять опоздал, — недовольно встречает
его мать, — все остыло: и самовар, и шанежки... Когда
ты, наконец, станешь жить по-человечески?
— Ты не беспокойся, я и так обойдусь, — виноватым
голосом отвечает отец и молча принимается за холодный
чай и полуостывшие шанежки.
Я внимательно слежу за тем, как отец своими крепкими,
сильными зубами машинально пережевывает пищу, но я
вижу, что мысли его сейчас далеко от чайного стола.
Я знаю, где его мысли: они около того, что за несколь
ко минут перед тем он видел в окуляр своего микро
скопа...
Когда я думаю о своем отце, мне всегда приходит на
