или не возьмут?.. Ах, как это важно! Это самый важный
вопрос в мире! Я не могу себе представить, чтобы сейчас,
в этот час, в эту минуту, могли быть какие-либо иные
вопросы, более важные...
Полдень. Начинают собираться гости. На столе в го
стиной пасхальная панорама, от которой у меня слюнки те
кут: куличи с глазурью, пасха с миндалем, разноцветные
крашеные яйца, семга, икра, пирожки, индюшка, водка,
вина, ликеры и прочая, и прочая, и прочая. Гости христо
суются, обнимаются, едят, пьют, болтают, рассказывают
городские сплетни, судачат о знакомых и больше всего
говорят о предстоящем сегодня вечером спектакле. Я смо
трю, слушаю, хожу около стола, ныряю среди гостей, а в
голове все время гвоздит:
«Возьмут или не возьмут?»
Накануне я случайно подслушал, как мать говорила
отцу, что спектакль кончится поздно и что мне лучше
остаться дома с Аксюшей. Неужели оставят?.. Нет, это
невозможно! Но все-таки:
«Возьмут или не возьмут?»
Моя мать всюду поспевает, перешучивается и пересмеи
вается со всеми гостями. К ней подходит молодая веселая
женщина с усиками на губе, жена директора уездного
училища, которую все почему-то зовут Катя. Катя тоже
участвует в пьесе, и во время репетиций она всегда ока-
12
1
Сибирское выражение.
зывала мне особое внимание. Катя гладит меня по голове
и, обратившись к матери, спрашивает:
— А Ваничка будет на спектакле?
У меня даже сердце екает. Мать начинает ей что-то
говорить насчет гигиены и позднего времени, но Катя
только пренебрежительно поводит плечами и, звонко рас
хохотавшись, бросает:
— Иди ты с своей гигиеной! Жизнь-то один раз жи
вешь... Видишь, мальчишке до смерти хочется попасть на
спектакль, а ты его не пускаешь... На что это похоже?
И Катя опять гладит меня по голове. Я готов распла
каться.
Мать смотрит на мое лицо, понимает, что происходит
в моей душе, и... соглашается.
Я счастлив.
Я пляшу от .
радости вокруг стола: я пойду на спектакль!..
Все это я помню так, как если бы все это случилось
только вчера.. Но — странно! —в памяти моей совершенно
не сохранилось ни одного, даже самого бледного, воспо
минания о самом спектакле, на который я так рвался...
Это 1889 год. Мне уже шестой год.
Я уже читаю и не
много пишу. Мой отец отслуживает свою стипендию в
крохотном захолустном городишке Каинске Томской губер
нии. Мать занимается семьей, хозяйством и обществен
ной деятельностью, — в масштабах и формах своего вре
мени...
Дальше в моей памяти опять провал. Опять мрак и
тьма. И, наконец, с семи-восьми лет идут уже более
