ческую карикатуру. Чемоданов с бешеной страстью вновь
бросается в борьбу. В течение нескольких месяцев он
колет, жалит, до крови кусает царскую реакцию на
страницах «Фаланги» — и опять внезапный удар грома
с бюрократического Олимпа: наместник Кавказа закрывает
журнал «за представление цензуре статей и рисунков,
неудобных к печатанию и по направлению вредных». Но
«Фаланга» не хочет умирать и спустя короткое время воз
рождается в форме журнала «Гусли». Однако цензура
тоже не хочет умирать, и очень скоро ее дамоклов меч
обрушивается и на «Гусли»: в июле 1882 года они замолк
ли навсегда.
Дядя Миша опять в Москве. Он кончает свой сильно
затянувшийся университет, но душой живет теперь в ре
дакции юмористического журнала «Будильник», где в то
время собралась совсем не плохая компания: В. Дороше
вич, поэт В. Гиляровский («Дядя Гиляй»), юморист П. Сер-
геенко (впоследствии толстовец), начинающий художник
Левитан, начинающий писатель Чехов, выступающий под
псевдонимом «Антоша Чехонте». Вплоть до конца 80-х го
дов дядя Миша, выступающий под псевдонимом М. Ли
лии (в честь тети Лили), ведет на страницах «Будильника»
отчаянную борьбу с надвигающейся беспросветной поли
тической реакцией. Его карикатуры этого периода явля
ются критической летописью тогдашней русской жизни.
Расслоение крестьянства, крепнущая буржуазия города и
деревни, дикий произвол самодержавия, бессилие земской
медицины и учительства в борьбе с темнотой народа, тру
сость и продажность печати — все это и многое другое
остро, реалистически показано в рисунке Чемоданова.
Но тучи на политическом горизонте России становятся
все гуще, общественная атмосфера все душнее, цензоры
все придирчивее и свирепее. На читательском рынке спрос
растет на легкую, обывательскую юмористику с ловлей же
нихов, травлей злополучной тещи, супружескими изменами
и т. п. Д я д я Миша не может и не хочет скатиться в это
болото пошлости и оскудения, и он решает бросить каран
даш карикатуриста. В одной из тетрадей Чемоданова есть
такая запись:
«Я хотел быть врачом, но думал врачевать не отдель
ных индивидуумов, а общественные язвы, и орудием исце
ления я избрал не скальпель, а перо и карандаш... Да, ору
дие сатиры было когда-то заманчиво для меня, я мечтал
быть Щедриным в своей карикатурной деятельности. Но
б е с п о щ а д н а я ц е н з у р а о б р е з а л а к р ы л ь я , и
я, убежденный в бесполезности или, по крайней мере, в
ничтожной полезности своей карикатуры при настоящих
цензурных условиях, складываю излюбленное оружие и
