Вечером Крутиков приглашает к себе в гости началь
ника нашей партии и моего отца. С отцом, конечно, иду
и я. Крутиков живет на окраине городка, в небольшом
деревянном доме, со всех сторон окруженном прекрасным
садом с полуюжной растительностью. Дом чистый, крепкий,
уютный, и от всего его вида, от всей его атмосферы несет
какой-то странной и непонятной в этих диких местах ин
теллигентностью. Сразу после ужина начальник нашей
партии исчезает, отговорившись какими-то неотложными
делами, а мы с отцом остаемся в гостях. Слегка выпив
ший, Крутиков становится откровеннее и разговорчивее.
Он приглашает нас из столовой в свой кабинет. Отец, вой
дя в кабинет, вдруг останавливается в сильном изумлении.
Действительно, картина не совсем обычная для квартиры
скромного штабс-капитана той эпохи, да еще в обстановке
далекого сибирского захолустья: все стены кабинета густо
заставлены книгами — большими и малыми, толстыми и
тонкими, в красивых переплетах и в простой бумажной
обложке.
— Какая у вас большая библиотека! — невольно выры
вается у отца.
61
— Да, кое-что есть, — с какой-то скромной гордостью
откликается Крутиков и затем, точно извиняясь, прибав
ляет: — Это, знаете, моя страсть... Книги... Сгустки чело
веческой мысли... Что может быть прекраснее и поучи
тельнее этого?
Библиотека сразу располагает к Крутикову моего отца,
который тоже любит книги и тоже интересуется работой
человеческой мысли. Беседа быстро переходит на более
интимные, дружеские тона. Оказывается, Крутиков — воен
ный историк, конечно, любитель-историк, но знающий, на
читанный, с твердыми взглядами и красочными оценками.
Он много говорит о прошлом России, об ее вековой борьбе
за существование, об ее все выносящем народе и об ее ве
ликих полководцах. Особенно часто он упоминает Суворо
ва — имя, которое я до того не слыхал. О Суворове Кру
тиков говорит с величайшим уважением, с восторгом,
с упоением. Отец во многом соглашается с Крутиковым,
но под конец со вздохом замечает:
— Да, Суворов, конечно, великий человек и великий
русский патриот. Но где они, Суворовы, сейчас? Что-то не
видно.
Крутиков тоже вздыхает, но потом гордо вскидывает
голову и тоном глубокого убеждения восклицает:
— Пусть Суворовых сейчас нет — они будут! Они
должны быть! Народ, который сто лет назад родил Суво
рова, не может оскудеть.
И з а т е м , спустя мгновение, Крутиков прибавляет уже
совсем другим, каким-то поблекшим и увядшим голосом:
— Если бы вы знали, доктор, как тошно мне иногда
