Штурман Анатолий Волков. Молодой. Подтянутый. Скромный. Молчаливый. В Арктике новичок.
Летчик Головин. Молодой сероглазый атлет. Спокойный. Не склонен к лишним движениям. Доброжелательный. Тактичный. Пятнадцатилетним мальчишкой строил планеры, которые не хотели подыматься в воздух. Позднее на другом, «настоящем» планере установил мировой рекорд. Затем - самолеты. Курсант осоавиахимовской школы. Инструктор. Потом - Арктика: Карская экспедиция, необорудованная Енисейская авиалиния, «внетрассовые» полеты над пустынной тундрой. Хорошо знал штурманское дело. Вникал в существо производимых механиками «модернизаций». Мечтал освоить и радиодело. («Зачем?» - спросил я его. И услышал ответ: «В Арктике все пригодится».) Воля, мужество, смелость? В избытке. Живи в наши дни, сейчас - стал бы космонавтом. Нужно ли говорить, что он был душой экипажа! В экспедиции звали Головина, несмотря на молодость - было ему двадцать восемь,-по имени-отчеству: Павел Георгиевич, в экипаже - душевно: Егорычем.
Бортрадист Николай Стромилов. Предоставим слово О. Ю. Шмидту: «…Длинный и худой человек с горящими глазами, Дон-Кихот по фигуре, уверенно колдует среди тонких деталей современной… аппаратуры…» Ну что же, немного смешно, но, возможно, правильно. Правда, не всегда уверенно колдовал над аппаратурой я. Иногда и она надо мной. И не без успеха.
Дон- Кихот был принят на разведчике доброжелательно. Чувствовалось, что отсутствие надежной радиосвязи тяготило весь экипаж. Я постарался оправдать доверие.
Передо мной фотография разведчика. Что сказать о нашем самолете? Серийный Р-6, немного устаревший даже для своего времени. Не было в нем стремительности и изящества линий, отличающих современные туполевские лайнеры. Был самолет даже как-то угловат и неуклюж. Не поражал воображение скоростью - она не превышала ста шестидесяти километров в час. Не отличался удобствами для экипажа: внутри машины было так же холодно, как и снаружи, а кабины летчика и штурмана к тому же сильно продувались. Имел одно управление, без автопилота, что в наших условиях, при многочасовых полетах, требовало особой выносливости от летчика. Привычного сейчас телефонного переговорного устройства на самолете не было, поддерживать связь с летчиком и штурманом радисту приходилось записочками, в ущерб оперативности связи с базой.
И все же мы любили нашу оранжево-синюю птицу. Любили, как любят близкого человека, несмотря на его недостатки. И заботились о ней, как о близком существе. И на эту заботу самолет отвечал нам безотказностью, ровным гулом моторов, постоянной готовностью лететь куда нужно и сколько нужно.
