Пленного, точно мешок, бросили на деревянные носилки и потащили к траншеям.
- Видел? - обратился ко мне полицай. - Если мало, сходи к траншеям, полюбуйся!
Разыгравшаяся только что трагедия укрепила мою решимость: бежать, и как можно скорее. Я понимал, [86] что с моим здоровьем долго не протяну здесь. Не боялся, что быстро ослабею - я был очень вынослив, - но головокружения и обмороки могли доконать меня. Один затяжной обморок на глазах у полицаев - и не миновать траншеи.
- Что ж, - оторвал меня от невеселых мыслей Виктор, - думай не думай, сто рублей не деньги. Идем посмотрим, как охраняется лагерь.
Утешительного ничего не нашли. Лагерь в два ряда был обнесен забором из колючей проволоки. Вывешенные на столбах дощечки с черепом и скрещенными костями предупреждали о том, что через проволоку пропущен электрический ток. За забором пленных караулили овчарки. С площадок вышек выглядывали тонкие дула пулеметов.
- Да-а, охрана по всем правилам, - со вздохом отметил Клементьев. - Нужно искать какой-то другой способ.
- Остается один: попасть в рабочий батальон. Гитлеровцы восстанавливают вокзал. Возможно, оттуда бежать будет легче.
- Попробуем, одно ясно…
Виктор оборвал фразу и остановился как вкопанный.
- Посмотри, Серафим, - сдавленно прошептал он.
Мы находились позади бараков. Вначале я не понял, чем вызван ужас, прозвучавший в словах товарища. Прямо перед нами была длинная траншея. Она пересекала лагерь по всей его ширине. На дне, углубляя траншею, копошились пленные из рабочей команды.
- Смотри правее, - подсказал Виктор.
Я повернул голову и невольно зажмурился. В считанных метрах от нас из земли торчали головы, руки, ноги. Верхний ряд трупов был едва присыпан. У меня зашевелились волосы, а по спине точно провели ледяным рашпилем.
- Идем! - я сильно дернул Виктора за рукав.
- Непостижима человеческая жестокость, - тихо произнес Клементьев.
- Человечество тут ни при чем. Это фашизм! [87]
«Добрый» немец
На следующее утро мы ушли разбирать завалы на железнодорожной станции. Но и здесь пленных охраняли не менее тщательно, чем в лагере. Территорию вокзала опутывали два ряда колючей проволоки, через каждые пятьдесят - сто метров стояли часовые с автоматами. На станции вместе с нами работали «цивильные немцы» из тех, кто жили в Советском Союзе, но с приходом гитлеровцев переметнулись на их сторону. Эти тоже следили за пленными, руководили группами.
Ровно в двенадцать немцы прервали работу и принялись за обед. Триста граммов хлеба на брата, вместо полутораста лагерных, мы должны были получить у своего руководителя. Сбросив с носилок последнюю груду битого кирпича, я и Клементьев подошли к немцу. Он сидел в проломе окна и уже ел. На бумаге в тарелочках лежали масло, сало, каша, в толстой фарфоровой кружке с традиционной немецкой надписью «Пей на здоровье» ароматно дымился настоящий черный кофе.
