Мы тщательно простукали стены, пол. Сарай был сделан добротно: разве только что ломом можно было пробить в стене отверстие. В единственное крохотное оконце не пролез бы даже ребенок. К тому же оконце прикрывала толстая железная решетка, вмурованная в кирпичную кладку.
- Каменный мешок, - мрачно сказал Клементьев и тут же добавил: - Однако есть надежда вырваться…
- Какая? - оживился я, приняв всерьез заявление товарища.
- За несколько лет все-таки можно даже простым. гвоздем проковырять стенку. - Виктор недобро усмехнулся. - Остается только запастись терпением… Да что с тобой?
Я не успел ответить и повалился на землю. Виктор приподнял меня, подтянул к стене, наскреб под голову соломы.
- Ничего, - успокоил я друга. - Старая история. Десять месяцев прошло, как гробанулся, а тошнота и головокружение не проходят, и почему-то все время валит вправо.
За дверью раздались шаги, послышалась немецкая речь. Загромыхал замок, распахнулась дверь, в темный сарай ворвался солнечный свет.
- Здесь они, господин лейтенант, - произнес кто-то.
Через порог перешагнул немецкий офицер, сопровождаемый полицаем. Виктор помог мне подняться.
Гитлеровец подошел, ткнул пальцем по направлению Клементьева: [79]
- Партизан?
- Я солдат, - нашелся Виктор.
Лейтенант обратился ко мне.
- Я тоже солдат, - ответил я по-немецки.
- О! - гитлеровец снисходительно улыбнулся. - Вы говорите на немецком?
- Совсем немножко.
- Жаль, - немец покрутил пальцами и приказал полицаю: - Этих двоих: - в Полтавский лагерь.
И ушел.
Время тянулось убийственно долго. Лежа на спине, я смотрел в узенькое оконце. За ним виднелось небо. Оно постепенно густело, наливалось ультрамарином. Было душно и тихо. Вероятно, где-то собиралась гроза. Черные переплеты решетки резко выделялись в просвете оконца. Два поперечных прута, два продольных - крест. Мне вдруг подумалось, что и фашистская свастика тот же крест; могильная тень от этого креста уже десять месяцев неотступно следует за мной. Пока мне удается сохранять дистанцию. Что будет дальше? Хватит ли сил до конца этого марафонского бега? Приду я к финишу или три мрачных слова «без вести пропавший» будут заменены одним - самым страшным - «погиб»?
С этими невеселыми мыслями я задремал.
Перед рассветом дверь сарая резко распахнулась. Вместе с гитлеровским солдатом вошел полицай:
- Выметайтесь!
* * *
Миновав сонную Кегичевку, вышли на шоссе. Здесь, у кюветов, сохранивших травяную свежесть, отдыхала небольшая группа советских военнопленных. (Чуть поздней мы узнали, что это был рабочий батальон. Надобность в нем отпала, и пленных перегоняли в Полтавский лагерь.)
