В один августовский жаркий день Мама, накрыв коляску марлей от мух, уложила Саника спать голышом, чтобы тельце подышало. Мы с Любой, свободные от волонтерских обязанностей, пошли погулять, а Мама занялась какими-то делами во дворе. Саник же, тем временем, проснулся. В комнате никого не было, дверь на улицу из-за жары была открыта, призывно маня на волю. Саник сполз с коляски, забрался на диван и как-то достал висевший на крючке соломенный картуз с матерчатым козырьком, нахлобучив его на голову. Затем, дотянувшись до кружки, опрокинул её и воткнул в рот выкатившуюся из кружки пустышку. Хоть и без штанов, но всё же в «шляпе», Саник вышел в большой мир.
А мир был восхитительным: в нём стрекотали кузнечики и летали бабочки, во дворе не было ни Наташки, ни Любки, которые и шагу шагнуть не давали, Мама что-то делала, присев у грядки спиной к дому, а потому его, Саника, не заметила. Свобода была совсем рядом, если бы только не эта калитка с тугой вертушкой. Саник уже проверял: открыть не получается. Но на противоположном конце двора была другая калитка, у которой вертушка была совсем слабенькая и легко крутилась на гвозде. Туда-то и направился Саник, вооружившись по пути прутиком. Им-то он и поддел вертушку, открыв себе путь на волю.
Мама, взглянув на часы, поднялась с колен и отряхнула от земли ладони. Пора будить и кормить Саника. Но Саника не было ни в доме, ни во дворе. Обыскав все закоулки, Мама выбежала на улицу, спрашивая всех, кто встречался по пути, не видали ли маленького мальчика двух лет, совсем голого. Доброжелательные прохожие-сельчане включились в поиски, видя, в каком волнении находится мать пропавшего ребёнка. Вскоре чуть ли не половина посёлка была на ногах: все искали белобрысого мальчика, сбежавшего из дома голышом.
На окраине посёлка располагался небольшая автостанция, куда прибывали автобусы, следовавшие в другие населённые пункты. Тут же имелся магазин «Сельпо», в котором сельчане покупали провизию и хозяйские мелочи. Мама, усадив в коляску Саника, много раз приходила сюда за покупками, не подозревая, что творилось в мятежной душе этого с виду покладистого карапуза. Каждый раз, сидя в своей ненавистной коляске, Саник с тоской в глазах провожал отъезжающий с фырканьем автобус, в кабине которого дядя-шофер рулил большим колесом, лихо сдвинув на затылок фуражку и дымя сдвинутой в уголок рта папироской. Э-э-х…
– Женщина, бегите скорей сюда, – кричала бежавшая со стороны автостанции навстречу Маме запыхавшаяся сельчанка.
