Очень некстати заболел отец! Следовало, конечно, ожидать, что хворь когда-то уложит его в постель, но хоть полгода бы ей повременить. Нагрянула в самый неподходящий момент, утяжелила и без того нелегкий крест первых шагов Сурена на новом месте.
Они с отцом радовались тому, как все удачно складывалось для Сурена: руководитель сектора временно уходил на партийную работу, «на теме» оставался старший научный сотрудник без степени. Создалось своеобразное «междуцарствие», и в дирекции Сурену прозрачно намекнули, что для молодого кандидата это лишний шанс проявить себя. Руководитель сектора мог вообще не вернуться в институт, и Сурену представлялась возможность «потянуть» тему и со временем возглавить сектор.
Однако он не мог не отдавать себе отчета в том, что доказать это не просто. Мало того, не следовало вначале особенно щеголять «талантами»: первое время в коллективе к нему будут приглядываться, как к «чужаку», как к «претенденту». Даже в манере держаться следует быть предельно собранным, точным, педантично дисциплинированным. И никак не желательно уходить с работы, ссылаясь на семейные обстоятельства. Работа над общей темой — дело артельное, и пусть ты ушел по уважительной причине, твою долю все равно кто-то должен сделать. Тебе посочувствуют, но едва ли это повысит твои акции.
После сердечного приступа отец лежал в больнице, потом упросил врачей выписать его домой, пообещав скоро поправиться. И правда, он ходит уже по квартире и на вопрос Сурена о здоровье по своей привычке шутит: «Заживет, как на собаке. Я же сказал, внуков твоих буду нянчить».
Врачи говорят совсем другое. Держится отец лишь «на улыбке»: у него богатырские нервы, но совсем швах с сосудами, с печенью, не говоря уже о сердце. «И год, и два может протянуть ваш отец, — сказал лечащий врач. — А может умереть завтра». Однако он же посоветовал не убирать из дома заводской телефон, чтобы окончательно не вырывать отца из привычной обстановки. Такие люди, сказал врач, не могут жить без нагрузки: «сгорают».
Странно, теперь Сурену отец нужен был даже больше, чем в студенческие московские годы, когда ежемесячные отцовские пятьдесят рублей были гарантией Суренова существования. В Москве он не чувствовал себя одиноким благодаря еженедельным письмам отца, дышавшим суховатой нежностью, пересыпанным шутливыми советами и доморощенными афоризмами. И сейчас ему приятно было спешить домой: отец ждал его, было интересно рассказать ему о прожитом дне. Умел отец искренне радоваться, неназойливо посоветовать, рассеять шуткой сомнение.
