— А лепить вам не приходилось? — спросил Никитин.
— Учили. В глине и гипсе. Нагих богинь греческих тайно лепил, за что наложена эпитимия.
— Пивную кружку вылепить сумеете?
— Хоть сатану, ибо к людям, к делу пристать надо. А то сгину.
На самом краешке пропасти застал Никитин этого способного человека. Устин поставил себе раскладушку в мастерской-модельной и, смущая работниц пением заупокойных псалмов, сутками копошился над своими гипсовыми поделками. И вот идут уже на конвейере и пивная кружка, и сувенирный бочонок-графин, и амфора, и ваза в три цвета. Не китайская, не Севр, конечно, но есть начало, а красоте, как огню, только затлеться, заняться…
Дверь модельной была закрыта: Устин вместе с приезжим художником, автором стелы, работали. Рассказывая все это, Никитин водил Ратмиру Кондратьевну по длинному под стеклянным куполом цеху. Девушки с кисточками, каждая за отдельным вращающимся столиком, разрисовывали подцветочницу-вазу кобальтом, киноварью, золотом. Очень хорошо шла ваза: продавалась она в магазинах для молодоженов.
Не стал отрывать Никитин от дел Устина, не любил художник, когда кто-то мешал ему, будь это хоть сам господь бог…
— Знаете что, — прощаясь, сказала Ратмира Кондратьевна, — можно, я приду к вам еще раз? Поговорить. Не по заданию газеты.
Настала очередь смутиться Никитину. О чем хотел поговорить с ним «кузнечик» «не по заданию»? Об Анохине? О смысле жизни?
В своем кабинете Никитин сделал несколько записей в «бортовом журнале», не зная, как квалифицировать два часа, проведенные в обществе Ратмиры Кондратьевны. Написал: «Пресса», а подумал: «Встреча с юностью». Он до сих пор ощущал на себе бесхитростный, восхищенный взгляд «кузнечика» и улыбался сам себе. Не праздник сегодня, а на душе Никитина светло, чисто, беспричинно радостно.
Ну что ж, великих дел не довелось Никитину свершить, но малые свои дела он делал неплохо.
В заводоуправлении было тихо, одна Маргарита Назаровна копошилась в приемной: преданный боцман редко покидал вахту раньше капитана. Никитин поднял трубку, набрал номер лаборатории Сурена.
— Ты где, пап? Звоню, тебя нет, как сквозь землю провалился.
— Интервью давал. Заявился ко мне такой прелестный «кузнечик»! Будет писать о моих горшках и моих взглядах на жизнь.
— Какие горшки? Какой кузнечик?
— Расскажу после. Знаешь что, ученая твоя голова, взгляни-ка в окно. Посмотри, как по синю небу плывут облака. Белые-белые… Знаешь, на что они похожи? На мои столы-раковины.
