Два года отдал Иван Тимофеевич конвейеру, воюя с его капризами. Было время, когда Никитин не знал, кто кого — они ли его доконают, он ли их. Начальство трижды давало ему «последние сроки», предупреждая: либо пойдет конвейер, либо снова придется Никитину покупать удочки для подледного лова. Рискуя сесть в тюрьму за нарушение финансовой дисциплины, Иван Тимофеевич со всего света приглашал специалистов, платил им бешеные деньги, бегал по местным научно-исследовательским институтам, выпрашивая совета. Наконец пошел родимый, зажил, задышал, и хотя не межконтинентальные лайнеры сходили с конвейерной ленты, а унитазы, они с главным инженером обнялись, когда экономисты сообщили, что брак на конвейере в пределах нормы, а себестоимость ниже нормы.
…Подошел короткий, широкий человек — предрабочкома Тихонов и, косясь на быстро бегающий карандашик Ратмиры Кондратьевны, стал рассказывать о новой общей их затее — бесплатных обедах. Тихонов только что вернулся с районной профсоюзной конференции, где узнал, что бесплатное питание вводится на многих предприятиях, но только в ночных сменах, как средство стимулирования. А когда он выступил и сказал, что они хотят организовать бесплатные обеды во всех сменах, из зала бросили реплику: «Как бы вам с директором самим не сесть на бесплатный паек!».
— В тюрьму, значит?
— Ну. И я тоже в ответ пошутил: «Мы, — говорю, — с директором люди холостые, за хорошее дело пострадать согласны». Шутку поняли, посмеялись, а все-таки береженого бог бережет. Надо посоветоваться, Тимофеевич.
— Бери экономистов, ступай в райком, в финорганы. Советуйся.
— Мы хотим, — начал объяснять Ратмире Кондратьевне Никитин, — чтобы рабочий приходил на завод, как в дом родной. Пусть он знает, что тут ждет его не только работа, но и добрый обед, ведь заводу он отдает самое лучшее, самое главное — свое время. Знаете ли вы, что такое свобода, Ратмира Кондратьевна? Это прежде всего независимость от ига желудка, от его тупого диктата. Не улыбайтесь, я серьезно говорю. Освободить человека от самых неблагодарных забот о желудке — не великое ли это дело?
— Я не улыбаюсь. Я с вами согласна.
— Спасибо. Есть тут и практический расчет. На заводе пятьсот женщин, и все они хотят быть красивыми. Купила какая-нибудь заневестившаяся Маша-Наташа воротник из норки, и до получки живет на рублишко в день: завтракает бутербродом, чаем вприглядку ужинает. Какая она, полуголодная, работница? А сильный пол со своей традицией обмывать авансы и получки? Бывает, иной Илья Муромец наскребет двугривенный на папиросы, а в обеденный перерыв газету читает.
