И вдруг окрик: «Разойдись, стреляю!» Свист пуль, пулеметная очередь — и толпа разбежалась...
Что еще? Митинги, плакаты, воззвания. «Голосуйте за список N 21». Что это был за список? Кадеты, что ли? Нет, не кадеты. На одном из плакатов усатая рожа городового. Хитро улыбается, сдвигает красную маску... Кто агитировал, против кого? Уже не восстановишь. Все, кто мог помнить, умерли. Кладбище воспоминаний. Все глуше, все бесследнее умирает память. Люди умирают, и воспоминания с ними. Я умру, и все, что я помню, умрет со мной.
...Борьба партий бурлила в воздухе. И они с Варей подключились, как говорят сегодня. Основали свою собственную партию, называлась «Партия освобождения детей». Разработали программу, в десяти пунктах. Помнит только два: «Долой власть родителей!» и «Да здравствует самоопределение!». Что именно значит «самоопределение» — не знал, но звучало красиво.
Агитировали за свою партию: выходили на улицу с развернутым на двух палках плакатом. «Голосуйте за список номер 0!» — такой круглый номер (он еще не был занят) присвоили они своей партии. Уместили на плакате все десять пунктов программы, правда, мелким шрифтом. Подписано было: «Фракция детей».
Кончилось позорно: какой-то дядька в солдатской шинели без погон вырвал у них лозунг, растоптал его, сказал: «Домой идите, титьку сосать!» Пошли.
А дома — полная неразбериха. Папа за эсдеков-большевиков. Мама осторожно держалась вне партий. Кто-то из гостей был вообще анархистом; их доводы казались самыми убедительными: «Долой все!» Лилович был октябристом, кажется, так. Октябрист — значит за октябрь? Непонятно. Все время разговоры об Учредительном собрании («как о втором пришествии», — сказал пала). Он-то в пользу собрания не верил...
А у них с Варей было свое учредительное собрание — под старой липой в саду. Дуплистая, искривленная, залатанная бурым железом. Сидели под липой и серьезно молчали. «Самоопределялись»...
Все труднее с продуктами. Чай с сахарином. Лепешечка долго не тает, надо ее долбить ложкой. Когда пьешь — какой-то противный, лживый вкус во рту. Хотя и сладко — обман.
Вечера без электричества, при свечах. Радужный нимб вокруг каждого огонька. Сощуришь глаза — и во все стороны брызгают иголочки света. Танец морских звезд. Темнота, как вода, и в ней — звезды. Лучики путаются в Вариных косах. «Дети, пора спать!»
Вести с фронта: солдаты не хотят воевать, братаются с немцами. «Вот тебе и единая, неделимая!» — скрипит Лилович. Он в галифе, в кожаном френче, бритая голова блестит... Ему возражает папа, рубя воздух узкой рукой: «Ваша единая, неделимая — колосс на глиняных ногах!» Вижу глиняные толстые ноги...
