Амин, плывя в дурмане, мелко задрожал, когда у пояса – точнее, рубища, что от него осталось, – истерзанной кожи коснулся холод метала.
– Твоя джамбия, – улыбнулся мальчик, отступая. – Жаль, она тебе не поможет. Она для султанов. А ты… ты мертвец. Прощай, Амин. – И, потянувшись, потрепал слипшиеся от пота светлые волосы юноши. – С тобой было… забавно.
Амин дернулся, силясь повернуть голову. И тут же обмяк. Даже сквозь забытье он чувствовал жгучие прикосновения солнца и укусы насекомых. А еще скрипучий смех.
И – почему-то – шелест крыльев.
* * *
Десяток людей сгрудились крупными муравьями у гладкой, раскаленной скалы. Покрутившись, они вместе с еще одной обмякшей фигуркой поползли к черному провалу прохода.
Валид сосредоточенно смотрел на них, сидя на вершине оплывшей свечным огарком крыши – все, что осталось от каменной башенки. Поджав ногу, опасно свесился над пропастью.
Порыв ветер взлохматил темные волосы. Оранжевая завитушка сорвалась с карниза, запрыгала по каменным стенам, падая, эхом отзываясь где-то среди древних скал-зданий.
Мальчик обернулся. Равнодушно поглядел на маленькую черно-коричневую птичку с белым животиком – пустынную каменку.
Отвернулся, бормоча под нос:
– Привет, старуха.
Птичка вытянулась. Расправила крылья. И попрыгала к мальчику.
– Не надоело одиночество? – прошамкала она, забавно раскрывая и закрывая клюв.
Мальчик молча смотрел вниз.
– Невозможно провести вечность в полном одиночестве. Даже тебе.
Валид обернулся.
– Пришла поучать меня? Самой-то не надоело? Вали к своим ниткам и оставь меня в покое!
– Пряже, о юный рассвет, пряже, – по-старушечьи усмехнулась птица. – Не суди людей по нашим меркам. Они другие. И многие из них лучше нас.
– И это мне говоришь ты? – проскрипел мальчик. – Ты, прядущая их судьбы?! Немного жестокости, немного доброты и полная мера жадности – вот твои люди. Не хочу иметь с ними ничего общего!
Птичка склонила голову, уставилась на Валида черной блестящей бисеринкой-глазом.
– Зачем же ты все чаще спускаешься в их мир?
Мальчик резко отвернулся.
– Убирайся, старуха. Нам не о чем с тобой говорить.
Птичка расправила крылья и зачирикала-засмеялась скрипучим старушечьим голосом.
– Давно ли тебе стало понятно, что свобода и одиночество идут рука об руку? Давно ли пришлось осознать, что тебе это не нравится?
– Моя жизнь – свобода, – проворчал мальчик. – Меня так создали.
– И при создании забыли вложить сердце, – добавила птица со смешком. – Оттого и маешься.
