— Что стряслось?
— Ха! Все стряслось. От макушки до пят трясется. Вот-вот по винтику, по кирпичику. Кхы — и куча мусора. И мы без хлеба…
— Вот черт, — засердился Бакутин. — Можешь толком и покороче?
— Куда короче? Слушай! Куда? Надо срочно печь ремонтировать. Надо мастера. Лихого, смелого джигита. Чтоб на ходу, не остужая печи, залатал ее. Нет такого джигита! Понимаешь? Нет! А печь остужу — два дня хлеба не будет. Кому горком голову ссечет?
— Урушадзе, конечно, — засмеялся Бакутин.
— Тебе весело, тебе хаханьки, а…
— За чем задержка?
— Тьфу! Сказал же русским языком…
Не дослушав, Бакутин снял телефонную трубку, назвал номер и тут же услышал негромкий внушительный бас своего заместителя по быту:
— Рогов слушает.
— Сейчас к тебе Урушадзе нагрянет. Знаешь такого? Да-да. Магистр хлебопродуктов. Надо его выручить. Погоди, послушай сперва. Там у тебя печник был… Точно. Из Орловщины Прикомандируй-ка его Урушадзе. Сам объяснит… Давай. — Повернулся к посветлевшему Урушадзе: — Отменный печник. В войну партизанил. Связным и разведчиком был. Прокален и обдут. Попроси как следует, ну, и стимул, разумеется…
— О чем речь? Спасибо, Гурий Константинович. Век не забуду!
Не успел Урушадзе выскользнуть из приемной, как к Бакутину подступили двое и, перебивая друг друга, посыпали:
— Сварщики мы…
— Из четырнадцатого СУ…
— По вызову сюда…
— С семьями, как положено. У него — трое ребятишек, у меня вот-вот третий появится. А нам — балок…
— Один на две семьи.
— Протекает, что ли? — спросил с деланным беспокойством Бакутин.
— Что протекает? — не понял тот, у кого трое ребятишек.
— Да балок-то? — пояснил Бакутин.
— С чего бы? Железный и новый.
— Окон нет? — уже с видимой иронией снова спросил Бакутин.
— Полно ерунду пороть, — засердился ждущий в семье прибавления. — Говорят же — новый!
— Какого же хрена вам надо?! — сорвался с шутливого тона Бакутин и загремел на всю приемную: — Не землянка ведь! Не палатка! И стены и крыша — добрые. Опять же — лето на дворе. А может, вы тот особнячок присмотрели, где ясли нефтяников? Сорок ребятишек на ветерок, а вас туда…
И, наверное, наговорил бы еще бог знает чего такого же нелепого, если бы жалобщики, верно оценив обстановку, молча не ушли из приемной, а следом за ними потянулись и другие, и скоро в комнате не осталось никого, кроме приглашенных на бюро.
«С чего это я взбеленился? — торопливо глотая табачный дым, думал Бакутин. — И особняк приплел. Полбалка с тремя малышами — это же… Моя и в хоромах не захотела. Чирикает издалека. Подманивает. Тимура, как приманку… С того и борзею… Толкового парня сюда вместо этой пигалицы-секретарши. Чтоб не перли с любой царапиной в горком. Печка дымит, крыша течет… А куда с этими болячками? Чистоплюйствую. Свою беду и во сне пестую, а чужую… Но и горком не богадельня, не бюро добрых услуг. А у Совета — ни хозяйства, ни служб быта. Сотни полторы здесь разных организаций. Каждая на особицу: свои законы, порядки, свой бог, а до него — ни взглядом, ни рукой… Наконец-то прибыл в Туровск новый начальник главка — Румарчук. Хорошо бы новая метла весь этот мусор…»
