— Зови.
Иван исчез за дверью и вскоре вошел вместе с Митрофаном.
Вида тот самого обыкновенного: худощавый, белобрысый, лицо в веснушках, в суконной поддевке. Из оружия только — только нож маленький обеденный на поясе.
Поклонился в пояс:
— Здрав буди, княже Федор Иванович!
— И тебе здоровья долгого, Митрофан! Присаживайся, расскажи, как да что.
— Я, значит, на опушке устроился вначале. Смотрю, обоз из города вышел и по дороге на Данков пошел.
— Это я уже знаю — княжич рассказал. Только он еще баял, интересное ты что-то сказать можешь.
— Хм, перебежал я по лесу да по оврагу — прямо к Суслову лесу. Не близко, да ведь и обоз медленно идет. Устроился я в зарослях орешника — там полянка рядом и ручей. Обозы завсегда тут останавливаются — лошадей напоить.
— Знаю это место. Так ведь и от Ельца не близко — верст семь будет.
— Что для меня семь верст? — ухмыльнулся Митрофан. — К тому же я чуть срезал, короче вышло. Так вот, обоз вышел на поляну. Возничие лошадей поить стали, воду в баклажки набирать. А купцы по очереди к этому подходили, кого Иван Федорович показал. Докладывали что-то, а он их ругал.
— Ты что — и разговор слышал?
— Слышать-то слышал, да не понял ничего.
— Они что-то по-татарски говорили?
— В том-то и дело, что нет. Я по-татарски понимаю немного — ни одного знакомого слова. Так ведь и без слов понятно, когда ругают. Он, похоже, главный в обозе.
Федор Иванович и сын переглянулись.
— А на каком языке?
Митрофан пожал плечами.
— Дальше продолжай.
— Я момента дождался, когда возле него никого не было, да и стрельнул.
— Попал?
— А то! — выпятил грудь Митрофан. — Прямо в горло. Наповал — даже не пискнул.
— А купцы?
— Они не сразу и заметили. Потом подбежали, положили на телегу его. Сами по деревьям глазищами зырк-зырк. Видно, лучника боялись. Из телег своих сабли вытащили. Да я дожидаться не стал, отполз тихонько да убег.
— Не видел тебя никто?
— Обижаешь, князь! Я рядом со зверюшкой пройду — ни один лист не шелохнется. На обратном пути город обошел, по Новосильскому тракту вернулся.
— Молодец. Язык за зубами держи! Большое ты дело для Ельца сделал, лазутчика убил. Держи награду.
Князь протянул Митрофану серебряный татарский дирхем.
— Вот за это спасибо, князюшко! Давно серебришка в руке не держал.
Митрофан отдал поклон и, пятясь, вышел.
Иван приоткрыл дверь, наблюдая, как Митрофан сошел по лестнице вниз, притворил дверь, уселся на стул.
— Что скажешь, князь?
— Действительно, любопытно. Похоже, Митрофан правильно узрел — главный он в обозе. А товары да купцы — для прикрытия. Голову на отсечение даю — набег в лето будет. Одно непонятно — почему говорили не по-татарски.
