- Где наши? - спросил его Ваня.
Черношейкин махнул рукой в сторону берега и отвернулся. Федоров направился туда.
У последних деревьев перед песчаной косой, где он утром сидел в ровике с капитаном и комиссаром, полукругом замерли бойцы. Ваня протиснулся между ними и... отшатнулся: на плащ-палатке лежал Богданович. В лунном свете его лицо было чужим. И страшно было видеть неугомонного "железного капитана" недвижным. Если бы не перебитый осколками ремень, нельзя было бы в это и поверить.
Ваня отыскал глазами лейтенанта. Тому больше всех доставалось от капитана, а теперь по строгому, окаменевшему лицу лейтенанта текут слезы. Все бойцы беззвучно плачут, и с ними вместе комиссар Филин, сдвинув свои густые брови к переносью. У Вани подступил комок к горлу, защипало в глазах...
Мертвая тишина стояла вокруг.
Филин знал: все ждут от него слова. За этот месяц жестоких боев на Дону много он смертей повидал, много прощальных слов сказал на могилах товарищей. А вот сегодня нет таких слов у комиссара, чтобы выразить большое общее горе. Он понимал, что должен сказать что-то важное... И, оглядев всех, начал сдавленным голосом:
- Представьте себя с того самого дня, когда вы начинаете помнить себя... О вас заботится мать, рядом отец, и вдруг... обрывается безмятежная юность. Ты - солдат. И от того, кто станет твоим командиром, кто тебя будет учить суровой военной науке и потом поведет в бой, будет зависеть многое: выполнишь свой сыновний долг перед Отчизной или покроешь себя позором.
Помните, в Сибири... Он поднимал нас ночью по тревоге и приказывал шагать с полной выкладкой по пятьдесят километров в лютый мороз. Мы месили снег. Падали. Проклинали капитана. И снова шагали. И вы, и я считали его жестоким. А когда на нас пошли шестьдесят танков у Чира... Вы знаете теперь, что помогло нам выстоять.
Он разрешал вам встретиться с родными, себе - нет, хотя семья у него была рядом, в Омске. И вы, и я тогда окончательно решили, что капитан наш - "сухарь". А сегодня в бомбежку он уступил свое место в ровике незнакомому бойцу, а сам погиб...
Слушали и удивлялись бойцы, как комиссар смог прочесть их думы, понять то, что у них на сердце... А он был такой же молодой, как они, поэтому и чувствовал то же самое. Он говорил про себя и про них. Именно эти слова им и нужны были.
Помолчав, комиссар тихо продолжал:
- Вот какой был наш "железный капитан"... Он всю жизнь отдавал себя другим и больше отдавал, чем брал. Он был коммунист.
