– Да, деточка… – с каким-то сонным изумлением почти сразу поддержала ее тетушка. – Действительно… У меня тоже создалось впечатление… что надо срочно свернуть направо…
– Да зачем? – растерянно оглядел странно притихших дам де Шене, но почти сразу же пожал плечами, свел озадаченно брови над переносицей, и вздохнул: – Да, кажется, действительно надо свернуть.
– Ну, надо, так надо… – развела руками Грета и послушно устремилась вслед за остальными.
– Странно, как мы раньше в эту сторону не пошли! – возбужденно жестикулируя, говорила она странно притихшим товарищам. – И зачем надо было тащиться в самую глубь леса, когда можно было пройти по опушке? Это ведь и легче, и проще, и быстрее, и светлее, и удобнее, и деревьев там меньше, и чудовищ тоже, а если и есть, то и размерами они там должны быть меньше, потому что на ровном месте не спрячешься, и засаду не устроишь, тебя же добыча видеть будет, и убегать, и голодным можно только так остаться, или вовсе удохнешь и вымрешь, а значит, все крупные монстры будут скрываться в лесу, ну и пусть они там скрываются, потому что они там, и лес там, а мы тут теперь, и вообще не знаю, чего мы раньше тут не пошли, а все мелкие монстрики нам не страшны, потому что у нас и меч, и топор если надо крестный Агафон наколдует, и палочка у него есть, и сам он волшебник, только не знает еще как, но ведь когда-нибудь же всё равно узнает, а еще там птички поют так красиво, так душевно, так проникновенно, а здесь никто не поет, и не пел, а, может, и пел, но я сколько иду, и сейчас, и ночью, и ни разу не слы…
– Грета… ты можешь помолчать?… – словно очнувшись от транса, с выражением неописуемой муки на лице взмолился Агафон.
– Ну, вот… – личико крестьянки сделалось жалким и несчастным. – Всегда вы, мужики, так… Никакого понимания… Стоит только бедной девушке рот на секундочку приоткрыть – и сразу орать…
– Хоть немного?… Грета? Пожалуйста?… – просительно глянул на нее Люсьен.
– Ради тебя – постараюсь… – испустила тяжкий вздох девушка и закусила губу, мужественно запирая не успевшие еще вырваться слова на замок.
– Птички у нее распелись… «В роще калина, темно – не видно…» – бросив кислый взгляд на крестьянку, пренебрежительно фыркнула Изабелла и продолжила сосредоточенно продираться сквозь сплетение ветвей и лиан к замаячившему сквозь медленно редеющий подлесок болоту.
Но и вправду – чем ближе к трясине подходили люди, тем явственней слышалось нежное пение какой-то птицы. Она то возвышала тонкий хрустальный голосок в переливчатых трелях, обволакивающих душу мягкой теплой лапой сонного счастья, то пускалась выводить простую, но такую проникновенную мелодию, что слезы наворачивались на глаза, а в горле щипало, и хотелось улыбаться и плакать от чистой и светлой грусти, что навевала безыскусная песенка неведомой певуньи.
