— Зато мне это доставляет массу удовольствия, — он расплылся в лучезарной улыбке. — К тому же готов поклясться, что Таннеру не терпится дослушать мой сон до конца. Не так ли?
Таннер улыбнулся:
— Сны — мой конек. Я знаю свою Ля Иф наизусть.
Кит открыла один глаз и посмотрела на него. Принесли вино.
— И я сказал себе: «Нет! Нет!» От одной мысли обо всех этих жутких страхах и боли, которые придется пережить заново, во всех деталях, меня бросило в дрожь. А потом я случайно взглянул в окно, увидел деревья и вдруг неожиданно для самого себя сказал: «Да!» Потому что знал, что снова захотел бы пройти через все эти ужасы только ради того, чтобы вдохнуть запах весны так, как вдыхал его ребенком. Но тут я сообразил, что слишком поздно, потому что, пока я думал «Нет!», я потянулся и выбил все свои передние зубы, точно они были из гипса. Поезд остановился. Я стоял, держа свои зубы в руке, и вдруг начал рыдать: знаете, такими жуткими рыданиями, какие бывают во сне, когда все тело сотрясается как от землетрясения.
Кит неуклюже поднялась из-за стола и направилась в сторону дамского туалета. Она плакала.
— Пусть идет, — сказал Порт Таннеру, чье лицо выразило озабоченность. — Она измучилась. Жара действует на нее угнетающе.
Он сидел на кровати в одних шортах и читал. Дверь между их комнатами была открыта, окна — тоже. Над городом и портом шарил своим лучом маяк, выписывая широкие, медленные круги; беспорядочное уличное движение без продыху прорезал требовательный автомобильный гудок.
— Кажется, здесь рядом кинотеатр? — окликнула его Кит.
— Вроде бы, — сказал он, не отрываясь от чтения.
— Хотелось бы знать, что там идет.
— Что? — Он отложил книгу. — Неужели тебя это интересует?
— Да нет, — в ее голосе прозвучало сомнение. — Просто любопытно.
— Фильм на арабском языке, называется «Невеста напрокат». Если верить афише.
— Невероятно.
— И тем не менее.
Она вошла к нему, задумчиво куря сигарету, и минуту-другую покружила по комнате. Он поднял голову:
— Что с тобой?
— Ничего. — Она помолчала.
— Так, немного расстроена. Думаю, тебе не следовало рассказывать этот сон перед Таннером.
Он не решился спросить: «Ты поэтому плакала?» Вместо этого он сказал:
— Перед ним? Я рассказал его ему, равно как и тебе. Что такое сон? Господи, не воспринимай все так серьезно! И почему ему не следовало его слышать? Чем вдруг провинился Таннер? Мы пять лет с ним знакомы.
— Он такой болтун. Ты же знаешь. Я не доверяю ему. Он вечно сплетничает.
