Какая-то фигура метнулась в просвете между шатрами и бесшумно подбежала к основанию лестницы.
— Жан! — шепнула она. Порт замер.
— Ah! ti es là![14] Что вы там делаете наверху? Спускайтесь!
Порт медленно спустился. Смаил отступил на шаг, освобождая ему дорогу, и схватил за руку.
— Почему мы шепчемся? — прошептал Порт. Смаил сжал ему руку.
— Ш-ш! — сказал он ему в самое ухо. Прошмыгнув мимо высоких зарослей чертополоха, они обогнули ближайший шатер и по камням пробрались ко входу в другой.
— Разуйтесь, — скомандовал Смаил, снимая сандалии. «Ну уж дудки», — подумал Порт.
— Нет, — вслух сказал он.
— Ш-ш! — Смаил втолкнул его, оставшегося в обуви, внутрь.
Середина шатра была достаточно высокой для того, чтобы там можно было стоять, не пригибаясь. Источником света служил огарок свечи, укрепленный возле входа на сундуке, так что весь низ шатра утопал в полумраке. На земле без всякой системы были разбросаны куски соломенной циновки; повсюду в полном беспорядке валялись вещи. Никто в шатре их не ждал.
— Садитесь, — сказал Смаил, изображая хозяина. Он очистил самый большой кусок циновки от будильника, консервной банки из-под сардин, от ветхого, немыслимо засаленного рабочего комбинезона. Порт сел, уперев локти в колени. Рядом с ним на рогоже стоял эмалированный ночной горшок с отбитыми краями, наполовину заполненный темноватой жидкостью. Кругом валялись куски черствого хлеба. Он закурил сигарету, не предложив Смаилу, который опять занял место у входа, поглядывая наружу.
И вдруг она вошла — стройная, диковатая девушка с большими темными глазами, в ослепительно белой одежде. Белоснежный, похожий на тюрбан головной убор стягивал ее волосы назад, подчеркивая индигового цвета татуировку на лбу. Как только она ступила в шатер, она застыла на месте, уставившись на Порта с выражением, которое напомнило ему молодого бычка, когда тот выходит на залитую светом арену. На ее лице читались смущение, испуг и покорное ожидание.
— А вот и она! — все еще приглушенным голосом сказал Смаил. — Ее зовут Марния.
Он чуть помедлил. Порт поднялся ей навстречу и взял ее за руку.
— Она не говорит по-французски, — объяснил Смаил. Без тени улыбки она мягко коснулась пальцами руки Порта и поднесла эти пальцы к своим губам. Поклонившись, она сказала пониженным почти до шепота голосом:
— Ya sidi, la bess âlik? Eglès, baraka 'laou'fik[15].
С грациозным достоинством и исключительной сдержанностью движений, она открепила от сундука зажженную свечу и прошла в дальний конец шатра, где свисавшее с потолка шерстяное одеяло образовывало нечто вроде алькова. Прежде чем скрыться за завесой, она повернула к ним голову и, призывая жестом следовать за собой, сказала:
