– А почему ты не спишь в одной постели с мамой?
Он не знал, что ответить. Правду сказать не мог – боялся напугать ребенка своим «умопомешательством», поэтому коротко сказал:
– Не хочу.
Девочка внимательно на него посмотрела и вдруг произнесла:
Па… у тебя другие глаза, – и закричала:
Мама, это не наш папа, у него не папины глаза! – и быстрей бросилась из комнаты.
Окулист долго через разные специальные приспособления рассматривал глаза Фарбуса-Федора и записал в его медицинской карте: «Изменений в радужной оболочке глаз, как и в слизистой, не обнаружено, пациент полностью здоров». Единственное, чего не могло учесть медицинское светило: глаза человека отражают его душу и, естественно, когда меняется душа, глаза тоже совершенно меняются, недаром говорят: «Глаза – зеркало души».
После постыдного разоблачения маленькой девочкой он стал признаваться жене Федора Зайге, что он вовсе не Федор, а Фарбус, и вскоре «неотложка» с двумя крепкими санитарами укатила в сумасшедший дом, где Фарбуса в течение двух недель тщательно проверяли на все известные медицине болезни. Диагноз в соответствии со всеми анализами коллегия врачей вынесла единогласно: «Физически здоров, но… присматривать за ним надо», и отдали его на поруки верной жене.
Амур наблюдал за всей этой историей и жалел своего доброго друга: у того пока было только два пути – или в дурдом, или в «семью».
Ближе к вечеру Зайга зашла к нему в комнату и тоном, не терпящим возражений, приказала:
– Сегодня спать будем вместе, я постелила в спальне на двоих, может, что и вспомнишь.
Фарбусу приходилось наблюдать спаривание со стороны, и это там, наверху, казалось комичным. А сейчас он понял, что ему предстоит это испытать на себе. Было любопытно и смешно.
Утром Зайга подошла к нему и посмотрела прямо в глаза:
– Это точно не ты, все как у Федора, но это не ты.
Фарбус ничего отвечать не стал, уж очень не хотелось опять ехать на клизмы, витамины и другое обслуживание в дом скорбных разумом.
Ее все жалели: такая молодая, в самом соку, а муж вроде и живой, а вроде и нет. Старые, проверенные подружки нашептывали на работе: «Брось его, на кой он тебе сдался? С работы выгнали, денег не приносит… Ты вон какая гарная, мужики так и тянутся тебя пощупать». Она краснела от удовольствия и говорила: «Но он такой добрый стал, глаза другие». А они хором завывали: «Конечно, поишь его, кормишь – вот и ластится, как собака», и она, соглашаясь, кивала головой.
