Кэлберт на секунду примолк, потом прокашлялся, хотя не страдал простудой, со странной робостью спросил:
— Ты больше не сердишься на меня? Простила?
— Сержусь? На что? — в первые мгновения Элия даже не поняла о чем речь.
— Новогодье, — выдавил из себя принц название праздника так, будто оно было приговором на эшафот, и прибавил, будто опускал на собственную беззащитную шею лезвие топора: — На то, что я так обидел тебя…
— А… — протянула богиня с задумчивой полуулыбкой, — вот ты о чем.
Кэлберт пристыжено засопел.
— Нет, дорогой, я не сержусь. Ты не так давно в семье и, увы, еще не успел усвоить кое-что. Если я говорю «нет», это именно «нет», а не «да» и не «возможно, позже». Поэтому мне пришлось объясниться на том языке, который вы, мужчины, понимаете. Ты принял мои «объяснения», — женщина припомнила два сломанных ребра брата, — и я считаю вопрос закрытым. Разве нет?
— Блин, а я-то, дурак, боялся! — безумное облегчение расправило черты бога, сведенные напряженным ожиданием. Он откинулся на высокую спинку кресла, более всего на взгляд Элии походившего на малость уменьшенный вариант рабочего седалища из кабинета короля Лимбера. Вряд ли сие было следствием банального подражательства, скорее, сходством фамильных вкусов.
— И сейчас решил, что я вознамерилась заняться чудовищной местью? — лукаво предположила богиня.
— Ага, — раскололся с глуховатым смешком Кэлберт, — все ждал, когда начнется!
— Если тебе очень хочется, я что-нибудь придумаю, — высказалась сестра.
— Хочется! Отправляйся со мной за сокровищами! — тут же предложил мужчина, развернув по-своему разговор.
— Тогда это будет уже не наказание, а награда, не находишь? — мурлыкнула богиня.
— Так ты ж спросила про «хочется», — нахально ухмыльнулся Кэлберт.
— Я подумаю над этим. Вычисляй поточнее место поиска, — туманно пообещала принцесса, отключая заклятье и обратилась к айвару: — Увы, Стэлл, первые выстрелы в молоко. Хочешь, попробуем сейчас же связаться с кем-нибудь другим из моих родичей?
— Нет, — раздумчиво помотала головой айвар и с неожиданной проницательностью пояснила, проводя пальчиком по резному подлокотнику кресла так, что узор неуловимо менялся: — Я ошибалась, попросив тебя свести меня с братьями. Не хочу быть с мужчиной только потому, что он желал бы ублажать тебя и не отказал потому, что мог тебя обидеть!
— Не совсем так, Стэлл, кроме такой причины остается еще одна — любопытство. А от него всего несколько шагов до симпатии и интереса. Сколько именно будет зависеть лишь от тебя и от мужчины, от того, что возникнет между вами. Но я поняла, о чем ты. Тогда, может быть, ты хочешь познакомиться с тем, кого я приглашу для тебя, пусть он и не мой «симпатяшка-родственник», а хороший друг?
