Ты не отворачивайся, не уроси, девка. Коли дело худо обернешь, так, думаешь… Помалкивать буду?… Как самых главных господ офицеров ублажала в постельке? Как на разбои да смертоубийства отрядных мужиков науськивала, подзуживала?
– Врёшь! – вскинулась Саша. – Ты зачем неправду говоришь, дядя Иван?!
– А что правда, что неправда, кто разберёт, – скоморошьей скороговоркой сказал старик. – Моё дело маленькое, стариковское – людей кашей кормил… Не-е, девка, мы молчать не будем, – это дядька Иван пообещал спокойно, уверенно.
Саша всё сидела под дождём у баньки. Медленно повернула голову в ту сторону, откуда – ей казалось – за ней давно наблюдают. Из мокрых смородиновых кустов на неё таращила глаза девочка лет семи, в больших для ее ножонок сапогах и пиджачке с угловатыми плечами.
– Тётенька, – позвала она шёпотом, вытягивая, как гусёнок, шейку. – Тетенька, ты чо, пьяная?
…Больше всего Саша боялась, что мать девочки, хозяйка большого дома, не поверит тому, как Саша медленно и вымученно рассказывает, что она сельская учительница, что родных у неё поблизости нету, что дом сожгли, а её саму избили и выгнали.
Но хозяйка, привыкнув, по-видимому, в последнее время к разным страстям, по-бабьи горевала вместе с Сашей, подпершись сложенной ковшиком ладонью.
Сашины пальто и юбка, очищенные щепочкой от глины, сушились на веревке перед жарко топленной печью. А Саша в одной рубашке и хозяйкиных белых шерстяных носках (хозяйке приглянулись чёрные прозрачные чулки у Саши, и она предложила обмен) сидела за столом и ела горячий, жирный, удивительно вкусный суп с капустой. Девочка-гусёнок серьезно следила за каждым её движением с печи, как с наблюдательной вышки.
Хозяйка подливала Саше и певуче рассказывала, что в деревне уже месяц новая власть, и «они» ничего, не очень озоруют. Взяли с её двора только двух кур и даже дали за них деньги – «хотя, милая, чо нынче деньги-то значат…»
Рассказывала, что муж её пил и дрался здорово, а потом ушёл к беглому уголовнику Ваське Пантелееву, где его и зарезали свои дружки.
Живут втроём: она, дочка (девочка-гусёнок мгновенно исчезла в темноте на полатях, мелькнув чёрненькими косичками) и ещё свёкор. Был племянник от брата, сирота Васятка, но уже полгода живет в Балычках при самом комиссаре.
Свёкор – ничего ещё, бойкий старичок, бегает. Вот и сейчас запряг Воронка и поехал с утра в Балычки, повёз Васятке пару чистого белья, пласт сала и полтора пуда картошки.
– Ты-то, горемычная, куда путь думаешь держать?
