и кое-каких других книжонок, он, говорят, сотворил рецепт, по которому любой недоумок мог состряпать то великое детище совершенствования, которое именуется совершенным человеком, — но увы, при перевозке багажа сей бесценный рецепт утонул в чернильнице, и с тех пор о нем не было ни слуху ни духу. Посему нашей миссии не оставалось ничего другого, как понадеяться на память народную и снарядить за государственный счет экспедицию на место происшествия; без сомнения, наше великое предприятие увенчалось бы успехом, не помешай нам одно чрезвычайно досадное обстоятельство. Дело в том, что между двумя нашими заседаниями Бактриана провалилась под землю, а с нею и память о Зеротоктро-Шахе и его рецепте.
— Прощай, совершенный человек и совершенствование. Воображаю, какой бледный вид имела всемирная миссия.
— Я уже имел честь докладывать Вашему божественному Султанскому Высочеству, что безупречная миссия никогда не меняла своих решений. Итак, экспедиция из дюжины человек, в числе которых был и я, двинулась в путь, исполненная решимости отыскать Бактриану, пусть даже для этого пришлось бы добраться до центра Земли, куда Бактриана, по всей вероятности, опустилась во время этой чудовищной суматохи, повинуясь закону тяготения.
— Ты открываешь мне глаза, мудрый балагур. Экспедиция направилась к артезианскому колодцу?
— Безграничная проницательность Вашего неизменного августейшего Величества ослепительно гениальна, но мы не были так чудесно проницательны. Мы решили, что, прежде чем осмотреть внутренность Земли, исследуем целиком ее поверхность.
— Превосходно! Итак, вы, подобно простым смертным, уселись в дилижанс. Миссия на большой дороге!
— Как можно, Государь! С тех пор как были построены железные дороги, это каралось смертью[84].
— Ах да, конечно. Продолжай же, ибо вот уже четверть часа, как я мыслю столь напряженно, что забыл и думать о сне.
— Итак, мы взошли на борт парохода «Прогрессивный» — то был, клянусь честью, прелестный корабль с тремя трубами и сильнейшим давлением в трех котлах; он поспешал так быстро, что если бы мой друг Жаль захотел произвести замеры, то, пожалуй, не успел бы даже взяться за лаг[85]. Мы проплыли, если верить кочегару, около ста восьмидесяти лье, после чего были вынуждены, за неимением другого горючего, бросить в топку мебель, инструменты, личные вещи и даже гидрографические карты, научные труды и дипломы.
— С этого надо было начать, — сказал Манифафа.
— В топке разгорелся ясный и яркий огонь, радовавший наши сердца, тем более что главный механик утверждал, будто в свою ахроматическую подзорную трубу уже различает землю (лучше бы этот негодяй приглядывал за предохранительными клапанами!), — и вот этим-то моментом и воспользовались, словно сговорившись, три котла, о которых я имел честь вам докладывать; они взорвались все разом.
