Это меня успокоило — не только у меня машина светлого, чрезвычайно необыкновенного, но заведомо простого цвета. Пусть мне выбирать не приходилось: что дали, то и взяла; попалась морская вода на прогретом мелководье, я и рада. А они? Может, теперь модны такие тона?
Но это было вчера, хотя и теперь, подходя ближе, я уловила какие–то звуки жизни по ту сторону забора. Видно, владельцу белого «хаммера» тоже не терпелось лепетнуть на широкий простор, и погасать там вдоволь.
Но я ошиблась: где–то в этой стороне вдохновенно орал кот. Я его узнала по голосу — это был Черныш, черный красавец, баловень и любимец наших охранников. Он выводил удивительные рулады, чередуя утробное урчание с воплями неимоверного отчаяния, тоже идущими из глубин его нутра, ибо живым существам с помощью голосовых связок производить такие крики не дано. Жаль мне стало кота — зря он надрывался. Тут на стоянке ошивалось несколько мурок, но местные дворники на ночь прятали их в свои чуланы с инвентарем — берегли хороших крысоловок. Впрочем, как и самого черного озорника, для которого, видать, по весне делали исключение и оставляли на воле обогащать природу песнями. Я оглянулась по сторонам, но кота не увидела. Правда, он имел обыкновение забираться на верхушки деревьев, растущих тут и там, и оттуда обозревать крыши домов, а заодно мечтать о любезницах и греться на солнце. Осмотр деревьев тоже ничего не дал. Зачем мне этот кот, которому в зябкость и слякоть приспичило искать весенних утех? Время только трачу. Я еще постояла посреди двора, позыркала по сторонам и пошла к машине. Уже проходя мимо кустов, росших вдоль коттеджей по эту сторону забора, услышала фырканье и еще какой–то трудноопределимый, еле уловимый слухом звук. Я посмотрела налево и увидела Черныша. Он сидел на заборе с поникшим видом и недовольно облизывался: его явно потревожили во время самозабвенного пения, заставив покинуть насиженное место. А-а, так он, оказывается, был на территории коттеджа! Может, там своя кошка завелась и он ее призывал на свидание? Но теперь в полном соответствии с фактом жизни облизывался: ни попеть, ни тем более с подружкой помурлыкать ему не удалось.
Я остановилась и попыталась пообщаться с котом. «Нет, вот люди! Кому там мог помешать такой симпатичный кот?» — произнесла я, но коту было безразлично мое сочувствие. Засмотревшись на бродягу–красавца и нелестно думая о его гонителях, я не удостоила взглядом те движения, которые скорее почувствовала, чем увидела боковым зрением. Хотя, помнится, отметила, что обладатель «хаммера», похоже, ходит вокруг него колесом: за забором пару раз мелькнули обутые в кроссовки ноги. Но мне могло и померещиться, ведь после прерванного кошачьего мяуканья вокруг залегла дивная предутренняя тишина — вот на ней я и сосредоточилась вниманием. Где–то на востоке солнце подобралось к горизонту и вот–вот должно было выкинуть из–за его черты первый луч, я почти физически чувствовала это. Что может быть достойнее внимания, чем перемены в открытом космосе? Разве об этом расскажешь тем, кто никогда не наблюдал рождение нового дня? Вот я сейчас выеду за город, и, даст Бог, успею увидеть рассвет. Я заторопилась к машине в полной уверенности, что сегодня обязательно прояснится солнце, несмотря на облачность.
