Как пригвожденный молнией застыл Владимир Иванович на лестничной площадке между пятым и четвертым этажами. Застыл от страшной догадки: а что, если ВСЕМ УЖЕ ВСЕ ПОНЯТНО? А что, если ему только дают возможность бродить в одиночестве по институту, между тем как на его месте в триста пятнадцатой комнате уже сидит нормальный человеческий сотрудник?
Догадка была чудовищно жестокая: когда всем все понятно, лучше идти с повинной. А может быть, он действительно... действительно причастен?
Нет, это невозможно! Владимир Иванович оглянулся, слегка присел и, перепрыгивая через ступеньки, помчался за Нцкодимовым. "Это невозможно, это невозможно, - повторял он, спотыкаясь, падая на четвереньки и снова устремляясь вперед и вверх. - Это невозможно! Даже если это так... надо опередить, предотвратить, предпринять!"
Он догнал Никодимова между пятым и шестым этажами. Борис Борисович шел не спеша и, видимо, что-то обдумывал на ходу: с начальством это бывает. Услышав за спиной тяжелые прыжки и учащенное дыхание Фомина, он приостановился, напрягся затылком: что ни говори, а когда за тобой вприпрыжку мчатся по лестнице, ощущение не из приятных.
- Борис Борисович! - простонал Фомин, простирая к нему руки.
Никодимов обернулся. Вид Фомина был настолько ужасен, что можно было предположить наихудшее. "Руководить - значит предвидеть", - любил повторять Никодимов, но сейчас он решительно не знал, что ему делать. В полной растерянности Борис Борисович остановился и выставил вперед локоть, чтобы в случае насилия предупредить хотя бы нанесение физического ущерба. Но Фомин замедлил свой бег внизу, в двух шагах, и, упав еще раз на колени, с трудом поднялся и прекратил движение совсем.
- Считаю своим долгом... - прохрипел он, судорожно дыша. - Вы как руководитель... я не могу делать выводов...
- Помилуйте, Владимир Иванович, - со сдержанным негодованием сказал Борис Борисович. - Что с вами, дорогой? Успокойтесь же вы, ради бога!
- Считаю своим долгом... - тяжело ворочая языком, проговорил Фомин. Гамлет Варапетович своим поведением... оказывает прямое покровительство... двусмысленным элементам.
Как ни был взволнован Владимир Иванович, он выражался нарочито туманно: прямые указания на личность могли лишь ему повредить.
- Ведутся провоцирующие разговоры... - хрипел Фомин, цепляясь за лестничные перила, - о том, что вы и сам товарищ Хачаврюжин имеете отношение к проблеме так называемого пришельца. Не вправе делать выводы, но полагаю, что все это служит лишь прикрытием...
