— Коли с добром, спускайся.
Скрипнула клеть, опустилась лестница. Снова гостья пожаловала. Да не одна. Ворожея потеснилась к змее, чтоб ненароком ни ее, ни пожаловавших не напугать.
— Здравствуй, Милава, — слегка поклонилась женщина — большего яма не дозволяла. Ее суховатый лик да зеленые глаза показались ворожее смутно знакомыми.
— Здравствуй, — улыбнулась девица. — Вот только имя твое мне неведомо.
— Домной меня кличут. Гедка, сядь, не прыгай, — мальчик, весь в волдырях, присел подле ворожеи и улыбнулся так, словно она его давняя подруга.
— Мамка, а тут змея! — мальчик указал на Милаву.
— Перестань! Что ты говоришь такое? — даже ускользающий свет не сумел скрыть запылавшие щеки вдовицы. Милава про себя подивилась прозорливости постреленка. Уж она-то ведала, о чем тот говорил. — Прости его, девица. Он… Просто он…
— Не такой, как все, — закончила за Домну Милава. — Садись и ты: в ногах правды нет.
На какой-то миг женщина замешкалась, но потом все ж присела.
— Зачем пожаловала? Иль беда у тебя какая приключилась?
— Гедка, ну перестань, то не твой платок, не трожь.
Мальчик убрал руки, но очей с голубой тряпицы не отвел. Милава ничего не сказала.
— Пришла у тебя прощения просить, — сказала Домна и заплакала.
— Что ты! Не надобно слезы лить. Ни в чем ты предо мной не повинна, — заволновалась Милава. Но женщина зарыдала пуще прежнего. Точно много лет копила в себе блестящие капли, а нынче пришла пора всех их на волю выпустить.
— Повинна! Еще как повинна! Но… но, — заикалась плачущая вдовица, — не желала я тебе худого, уж поверь.
— Да что ж такого случилось-то? — никак не могла взять в толк ворожея. — Уж не напутала ли ты чего?
Вдовица замотала головой.
— Гедка! Ну, погляди на него! Что с ним делать, ума не приложу, — малец стягивал сено поближе к голубому платочку. — Вот потому-то я так и поступила. Моченьки не было боле терпеть, как над ним все село потешается. Кажный ребенок то каменюку метнет, то палкой отходит. А он все равно к ним тянется, точно мотыль на огонек. Иные взрослые и те мимо не пройдут: то оплеуху отвесят, то словом недобрым кинут. А он только глядит на всех с радостью да добром на гадости отвечает, — уже стихшие слезы снова потекли по щекам. Милава осторожно дотронулась до натруженной ладони женщины. — Прежде, покуда еще муж мой жив был, так на Гедку никто глядеть косо не решался. А нынче… Я ведь тоже не вечная. Помру, что с ним станется?
— Ну-у, рано тебе еще об том мыслить, — попыталась утешить вдовицу ворожея.
