Дом сгоношили быстро; встал как встрепанный на окраине села, где жили новоселы — «шушера», пестрая гольтепа, наезжая со всех сторон, намыкавшаяся на своем веку. Центр села давно обжит старожилами, крепкими хозяевами, чуравшимися окраинной бедноты.
Веселый дом Смирновых встал на самой опушке тайги, а скоро рядом с ним поднялась маленькая, как банька, избенка Лесникова. Не захотел он ни в чем стеснять Смирновых.
— Так-то ни я вам, ни вы мне мешать не будете. Поживем каждый на свободе и просторе. Нужды нет тесниться. Я люблю побыть в одиночку: мало ли чего захочется обмозговать… Или прынцесса какая ко мне захочет заглянуть, я еще мужик не перестарок!..
Сан-Герой, которого Лесников приютил до поры до времени, пока парень найдет работу и пристанище, во время стройки суетился больше всех: вымерял аршином бревна, стены, фундамент, скалил в улыбке крупные желтоватые зубы.
— Когда много плотников, дом с кривым боком бывает, — говорил он.
Лесников замахнулся было острым топором, хотел срубить коренастый, раскидистый дуб, высившийся возле его вставшей на курьи ножки избенки, но Сан горячо встал на защиту векового великана:
— Не надо рубить, дядя Силаша! Дерево падает — тени нет. Зачем торопишься?
Не ведал, не гадал Силантий, что правильно сделал, приняв его умный совет: позднее зеленый друг сослужил ему великую службу.
— По гроб жизни благодарить дубок не устану, пальцем не позволю никому его обидеть, — часто говорил через несколько лет Лесников. — А я сдуру торопыжничал: «Срублю!..»
Дядя Петя — первый темнореченский богач, яростный, азартный хозяин: неуемная страсть к наживе заряжала его неистощимой энергией.
Мужичок с ноготок, коренастый, коротконогий, дядя Петя неутомимо катался круглым шариком по селу и, похохатывая, весело посверкивая бирюзовыми глазами, вершил дело за делом. Никогда и никому слова худого не сказал рыжебородый черт, — все с божбой, все ласкательно. Не говорит — поет, заливается как соловей, словом приветливым людей прельщает. Живые соки выпить-вытянуть из любого человека мастак был дядя Петя.
«Дядя Петя», «дядя Петя» — так звали его не только односельчане, но и пришлое и наезжее начальство. Не любил он почему-то свою фамилию, и даже в Хабаровске многие воротилы знали его как дядю Петю. Когда-то был он хозяином башмачной мастерской в Благовещенске, потом башмаки забросил, в другие дела ударился. Увлекся одно время дядя Петя модным толстовством.
Пестрая партия — молоденькие барышни, зеленые студентики, молодые учителя — в деревню пошла, на практике проводить в жизнь учение графа Льва Толстого. Мужиковствовали, а больше юродствовали: наряжались в лапти, которых на Амуре и на Уссури никто и не нашивал, в красные и синие вышитые косоворотки, в длинные, до колен, толстовки.
