Стихло. Толпа постепенно разошлась.
Алена вышла из барака, чтобы приготовить ужин артельщикам. Низко надвинув на глаза белый платок и повязав сверху него темный, она опустила накомарник и вся ушла в работу-заботу: растапливала печь, мыла в ведре крупу, носила из бочки воду в котел. Мимо нее то и дело мелькали люди: приходили посмотреть на нее, как на чудо.
— Хряй, Васька! Вон она, коло печки.
— Наше вам с кисточкой! Чево это вы, мамзель, запрятались за сто платков? Я, король тайги Васька Стрелок, хочу с тобой поздоровкаться…
— Хряй! Кажи нам свою физиомордию, мы и корявой не испужаемся — народ стреляной!
— А ну, пава писаная, кажи нам лицо свое белое!
Алена растерялась: поняла, куда она попала, какая беда ей грозила. Толпа лесорубов быстро увеличивалась.
В это время из барака выскочил побелевший Лесников. За ним поспешал серый от гнева и лютой злобы Василь, готовый слепо кинуться на любого обидчика. Выбежали и артельщики, с которыми Алена сдружилась в пути.
Алена ощутила живой верный заслон — мужа, отца, Семена Костина, артельщиков; она собралась с духом и со слабой улыбкой на побледневших пухлых губах сняла с себя платки, накомарник, открыла прекрасное, молодое лицо, розовое от смущения. Большие черные глаза ее пристально и строго смотрели на Ваську Стрелка.
Толпа лесорубов подалась вперед, сгрудилась.
— Вот это да!
— Братцы! Глянь на чудо дивное!
— Прости ты меня, предерзостного, королева, за бесстыжие слова! — низко поклонился Алене сразу потерявший наигранное бахвальство Васька Стрелок. — Да разве я думал? — как-то растерянно сказал он и, круто повернувшись к толпе лесорубов, властно, как имеющий на это право, приказал: — Айда, ватага, по баракам! Здесь не балаган, здесь дело сурьезное…
Молчаливая толпа лесорубов быстро разошлась по баракам.
Васька Стрелок разбойно свистнул, позвал дружка:
— Ваньча! Айда купаться!
Парни в ногу зашагали к берегу, сели на прибрежные камни и вскоре слились с наступившими сумерками.
После ужина Семен Костин прошел по баракам и о чем-то долго и жарко говорил со старшинками.
На следующее утро приказчик Пьянкова привез на нескольких лодках-плоскодонках мешки с хлебом, мукой, сухарями, крупами, бутылями постного масла. Костин и с ним говорил о чем-то настойчиво и требовательно. На глазах у многих лесорубов приказчик снял с пояса желтую кожаную кобуру с револьвером и передал ее Семену.
Вечером того же дня Семен обучал Смирновых стрельбе из маузера и охотничьего дробового ружья «зауэр», с которым Костин не расставался ни на минуту: «Кормилец!»
