Кобура с револьвером перекочевала на кожаный пояс, которым Силантий перепоясывал свою неизменную ватную куртку.
— Страшнее всего в тайге неведомый человек, — поучал Костин. — Тайга шутковать не любит. Зверь не так страшен: летом он сытый и почем зря на человека не кинется. А осторожность не мешает. Тигр — зверюга злая, капризная, вот тот всегда подозрит плохое: втемяшится в башку, что мы на него идем, обозлится, обкружит и по нашим следам пойдет — настигнуть и мстить. Он даже огня не боится: случается, и через костер на человека прыгает. Опасный зверь. Учитесь, супруги Смирновы, — в тайге без ружья не проживешь…
Зоркоглазые Смирновы и Лесников под строгим учительством Костина, казалось, уже постигли сложную науку заправской стрельбы, а он все гонял и гонял их на «полигон», «шпынял», давал новые сложные задачи, требовал их безусловного выполнения.
— У меня в детстве дружок гольд был, — говорил он. — От него и моя наука: до белого каления доводил, а своего добивался. Попали теперь вы в мои руки, я вас из шкуры выверну, но многому научу. Не обессудьте, супруги Смирновы! Вас учу — старый долг возвращаю. Дружок мой гольд — его на охоте какой-то гад из-за шкурок убил — наказывал мне: «Я тебя, Сенька, научил, ты теперь не пропадешь в тайге ни зимой, ни летом. Однако, смотри — помоги новому человеку в тайге. Ничего не прячь!» Ка-акой был парень!..
Тайга родимая! Побродил по ней немало Семен, поохотился на кабанов, медведей. Бил изюбря, козулю, кабаргу, сохатого. Не ушли от его пули голубые белки, побывали в его силках и соболи, огненно-рыжие и чернобурые лисы.
Строгим учителем по таежному опасному делу был друг-побратим Семена — гольд Навжика. Вот это был охотник! Соболей десятками промышлял в зиму. А белки? Сотнями! Навжика научил Семена тонкому искусству — ставить «настороженные стрелы» на соболя.
…Уссури на самой зорьке — густой туман еще стоит над рекой — тихая, задумчивая. На легких, вертких берестяных оморочках (Сенькина оморочка — подарок Навжики) отплывали они подальше от берега.
Останавливались на примеченных местах, аршин за аршином выбирали длинные переметы из реки; снимали богатый улов — сазанов, сомов, касаток, толстолобых амуров; опять наживляли крючки, спускали переметы в воду; отдыхали, любовались на вечную красоту, на голубую водную ширь, озаренную мягкими лучами восходящего солнца.
От воды, от тумана, от утренней свежести и первых ласковых лучей солнца налетит на друзей буйная радость — помчатся они наперегонки в утлых лодчонках по самой середине быстрой величавой реки.
