«Слава богу, Василь не пришел еще. Или спит?»
Входит в избу; Василь сидит нахохленный на скамье, как-то весь съежился. Поняла жена — ну и зо-ол! Сам с воробья, а сердце у него сейчас с кошку. В такую минуту к нему лучше не подходи: хоть на него масло лей, все равно скажет — деготь. Решила она молчать. И он молчит. И неведомо с чего страх на нее напал, мурашки по спине пошли, сердце зашлось.
Молчит Василь.
Молчит Алена.
Потом потиху разделась; огонь зажгла; собрала ужин, все на стол поставила.
Молчит, злыдень. За стол не сел, есть не стал.
Постлала она постель и легла.
Василь тулуп на лавку бросил и тоже лег.
«Отойдет к утру», — подумала Алена и вскоре заснула, как в воду канула. Сквозь глубокий сон слышит — толкает ее кто-то. Открыла глаза. В избе темно. Ни рукой, ни ногой шевельнуть не может — веревками связана. Жуть ее взяла, сердце захолодело.
— Василь! Василь, пошто это ты?! — хриплым спросонок голосом спросила Алена.
— А ничего, шлюха, ничего! Поучить малость думаю. Тварь! С учителем снюхалась?
Алена, человек ни в чем не запятнанный, спроста и засмейся, и черт ее за язык дернул сказать:
— Помнит свекровь свою молодость и снохе не верит?
— Еще смеешься?! Мужики на собрании всенародно проздравляли…
Кряхтит, поднимает ее. Хотел ополоумевший от черной ревности мужичонка за косу ее к перекладине подвесить, а поднять не мог. Это и спасло Алену.
Свету белого Василь невзвидел, что не может одолеть жену.
Уж бил-бил! Поняла она — распалился Василь, в безумие впал. Мычит Алена от боли, а он только зубы скалит, да еще, да еще сильнее!
Откуда и силы взялись, крикнула ненавистно так, злобно:
— Не бей, Васька, в чужие ворота плетьми, не ударили бы в твои дубиной!
Взвился он…
Очнулась Алена утром. Шевельнула руками, ногами — веревки сняты. Ни встать, ни сесть не может. Опухла вся, тело в кровоподтеках. На побеленной стене — кровь. Постель — в крови. Руки и ноги от побоев синие, как чугунные. С трудом вспомнила все. Долго лежала молча. Вся жизнь проклятая вспомнилась, все его издевки и побои там, в России.
— Горемыка ты, Алена, горемыка! Как муж-то тебя измочалил-измытарил… — прошептала, словно в забытьи.
Глянула округ — Василь на лавке сидит, лицо руками прикрыл.
— Василь! Василь…
Вскочил он с лавки, к ней подошел, посмотрел и отвернулся.
— Ладно! Прощайся с былым, Василь, не будет тебе от меня ни прощения, ни пощады…
— Мне грозить вздумала?!
И опять кулак над нею занес.
Не помня себя, вскочила Алена, как кошка дикая, ощерилась, вмиг подмяла его под себя. Терпит брага долго, но в свой час пойдет через край! Куда слабость и боль пропали!
