Нет, я никогда не горел желанием пожертвовать своей жизнью. Разве что задумывался об этом в детстве, когда видел пролетающие над головой вражеские бомбардировщики. Смерть, которой умирали камикадзэ - самая доблестная из всех смертей на свете, но я думал об этом исключительно отвлеченно, так как ясно понимал, что в камикадзэ меня не возьмут. Не потому, что десятилетний пацан не справится с управлением - просто желающих записаться в тэйсинтай всегда было втрое больше наличествующих самолетов. И даже прими меня кто каким-то чудом - я должен был бы подложить себе на сидение истребителя что-то высокое, чтобы нормально смотреть из кабины, и в этом случае не достал бы ногами до педалей. Так что ни малейшего шанса стать камикадзэ я тогда не имел.
Но теперь я могу стать им. Нет, мысль о героической смерти меня не особо радует, но я должен исполнить свой долг. Я должен отдать свою жизнь, чтобы жили те, которые только начали жить.
Я потянул за ручку и открыл дверцу. Медведь бросился ко мне вокруг машины, разъяренный и нетерпеливый, и тут я удивил его в первый раз. Силы, конечно, уже не те, но мастерство я шлифовал всю жизнь. Сейчас я, наверное, уже не смог бы убить свинью одним ударом, но медведя он, мой бесхитростный сэйкэн цуки, пронял, это я понял по его реву.
Шаг в сторону, мягкий разворот и снова в сторону. Зверь полон ярости и желания со мной расквитаться, но теперь он уже не так слепо напорист. От его ударов лапой я ухожу, разрывая дистанцию, и увожу его все дальше от машины. Медведь теряет осторожность, подставляется - и я атакую. Быстро и жестко, без изящества, но эффективно. Удар и в сторону. И его рев - наилучшая оценка моим ударам. Сломал ли я медведю что-то? Не знаю, не те уже мои удары, не те... Но он идет за мной, прочь от машины - это главное.
Мое сердце пытается выскочить из груди, колотясь, словно птица в клетке, из последних сил. Перед глазами картины моей жизни и круги... Я на свое сердце не в обиде - оно верой и правдой служило мне больше восьмидесяти лет. Медведь словно чувствует, как я стремительно слабею, начинает наглеть, а мои ноги уже налились свинцом. Я все еще заставляю его уважать мою силу, но время на исходе, ноги не желают отрываться от асфальта.
Теперь я просто добыча, так он думает.
Он ошибается. И пока еще не знает, чего будет стоить ему эта ошибка.
И вот медведь поднялся в полный свой рост, почти три метра злобы и силы. Пытается запугать, но... я его не боюсь. Я ничего не боюсь, ведь моя жизнь, долгая и насыщенная, уже и так позади. Как и его.
