Был еще один класс населения в Москве, самый жалкий из всех, который искупал свои преступления ценой новых, еще более ужасных преступлений – это каторжники. В течение всего времени пожара в Москве они выполняли полученный приказ с замечательной смелостью. С помощью фосфора они разжигали пожар в тех местах города, где он, казалось, потухал, и даже украдкой пробирались в заселенные дома, чтобы уничтожить и их тоже.
Некоторые из этих мерзких негодяев были арестованы с факелами в руках, но поспешная казнь произвела незначительный эффект (24-е сентября.). Люди, ненавидевшие своих завоевателей, воспринимали эти казни лишь как проявление политики. Короче говоря, жертв и казней было слишком мало, чтобы искоренить это преступление, но главное – эти казни, нуждавшиеся в публичности и юридической обоснованности, не указывали причин этого ужасного бедствия и не могли однозначно оправдать наши действия в глазах горожан.
Когда мы входили в Москву, русская армия отступала на Владимир, но большая часть их армии перешла Москву-реку в коломенском направлении и расположилась у реки. Говорят, что эта армия, сопровождаемая всем рыдающим населением, еще несколько дней после нашего прибытия уходила из уже пылающей Москвы. Войска шли, освещаемые светом пожарищ, и сильный ветер иногда даже осыпал их ряды пеплом погибающей столицы. Но войска шли, поддерживая строжайший порядок, и сохраняя глубочайшую тишину. Это отступление при столь печальных обстоятельствах. Такая строгость и такое смирение на фоне столь печальной обстановки, придавали этому маршу торжественности и сакральности.
Когда основная часть русской армии заняла новые позиции, подмосковные помещики, понимая, сколько бед война принесла людям и как они озлоблены, воспользовались этими чувствами для того, чтобы поднять против нас весь народ. Многие из этих помещиков за собственный счет вооружили своих крестьян и возглавили эти отряды. При поддержке казаков они перехватывали наши обозы, следовавшие по основным дорогам. Но главной их задачей была борьба с нашими фуражирами, чтобы лишить их доступа к ресурсам, которые они могли покупать в окрестных деревнях.
Копаясь в руинах, солдаты часто наталкивались на уцелевшие погреба с запасами сахара, вина и водки. Несмотря на то, что эти находки были бы ценны и в более счастливые времена, они никак не облегчали жизнь армии, которой требовалось все зерно страны, и которая впоследствии осталась без всякой пищи.
