Мне было любопытно узнать, в каком состоянии сейчас дом, в котором я жил раньше. Я искал его долго и безуспешно, пока стоявшая по соседству уцелевшая от пожара церковь, не помогла мне. Я стоял и не верил своим глазам. Здание исчезло, остались только четыре, потрескавшиеся от жара стены. Я стоял и смотрел на эти руины, когда из подвала один за другим стали появляться несчастные слуги этого дома. Их похудевшие, изнуренные, покрытые сажей и пеплом лица были неузнаваемы – они мне казались привидениями. Но еще большее потрясение я испытал, когда среди них я увидел своего бывшего хозяина. Он был одет в какие-то лохмотья, которые ему пришлось попросить у своих слуг. Теперь они жили все вместе, несчастье уравняло все сословия. Увидев меня, он не смог удержать слез, особенно в тот момент, когда показывал мне своих детей, полуголых и умирающих от голода. Его немая печаль оставила глубокое впечатление в моей душе. Знаками он показал мне, что солдаты, разграбив во время пожара его имущество, забрали еще и его одежду. От этой душераздирающей картины у меня заныло сердце. Я хотел облегчить его страдания, но боялся, что ничего не смог ему предложить кроме утешений. И теперь тот самый человек, который несколько дней тому назад потчевал меня прекрасным обедом, с благодарностью принял от меня кусок хлеба.
Несмотря на то, что население Москвы полностью исчезло, однако оставалось еще много несчастных, уже привыкших к нищете и равнодушно воспринимавших все творящееся вокруг них. Большинство из них нашли убежище в убогих хижинах, построенных ими в садах и парках, они использовали для этого полуобгоревшие доски и другие обломки. Было очень много потерявших свои дома несчастных молодых женщин, и, пожалуй, только они получили хоть какую-то прибыль от разорения Москвы. Солдаты с удовольствием флиртовали с ними, войдя в наши квартиры, они вскоре стали там хозяйками и безраздельно властвовали над всем, что уцелело от огня. Были и другие женщины, которые заслуживали уважения за свое поведение и, особенно, за свои несчастья, но очень часто голод и нужда заставляли их матерей приходить и предлагать их нам. При таких обстоятельствах в аморальности можно упрекнуть только тех, у кого не хватило добродетели, чтобы сдержать свою похоть, и тех, кто клал свой глаз на измученных голодом, а иногда и больных смертельно опасными болезнями.
Из всех этих жертв больше всего сочувствия и жалости была достойна несчастная Павловна, о которой я уже рассказывал. Она, обманутая ложным великодушием, была достаточно слаба, чтобы позволить себе неограниченное доверие к тому генералу, который нашел ее. Этот человек хорошо знал как обмануть ее – его невинную пленницу. Ухаживая за ней и разыгрывая ложную жалость, вообще, изображая чувства, которые он совершенно не испытывал, а заодно воспользовавшись невозможностью найти ее родителей и любимого человека, он убедил ее, что именно в нем она найдет и друга, и защитника. Поверив его неоднократным обещаниям, эта бедная девушка после нескольких дней напрасных слез, сдалась. Но, увы! У генерала уже была жена, а она, думая, что он на ней женится, стала лишь его опозоренной служанкой.
