Поставив лампу на подоконник, Савельев всмотрелся в щенка. Тот завилял хвостиком, преданно глядя в лицо хозяина крупными черными бусинками глаз, в которых совсем, как у детей, блестели слезы. Не чувствуя готовности хозяина впустить его в комнату, щенок снова жалобно заскулил. И тут Савельев с исступлением стал бить его ногами. Щенок завизжал, прижимаясь к стене, забиваясь в угол. А Савельев все бил, все топтал его ногами в безнадежном стремлении дать выход своей невымещенной злобе. Изловчившись, щенок прыгнул на ящик и в отчаянье хватил зубами руку хозяина. Савельев поднес руку к глазам и, увидев кровь, вдруг схватил мертвой хваткой щенка за горло. Не скоро он выпустил щенка, бросив его бездыханного об пол. Покачиваясь, он взял лампу, вошел в комнату и совершенно обессиленный опустился в кресло. Лицо его было расслабленным, мутные глаза бессмысленными.
Утром Шельбицкий, осунувшийся, измятый, вышел на улицу подышать свежим воздухом. Голова его разламывалась от тупой боли. Где-то за соседним домом слышался веселый, бодрый голос Савельева, предупреждавшего охотников, что они должны сдать к вечеру в торговое отделение всю пушнину, заготовленную за прошедший день.
— Ни минуты промедления! Государству нужно золото! — восклицал он.
Шельбицкий криво усмехнулся, снова пошел к дому Савельева. «Сегодня денек отдохну. Завтра начну ревизию. Я и так знаю, что у него все в порядке», — подумал бухгалтер и полез в свой рюкзак. Достав несколько пачек махорки, Шельбицкий снова пошел по поселку, с надеждой выменять Что-нибудь ценное из мехов, как это он делал не однажды.
В доме Анкоче особое внимание Шельбицкого привлекла шкура белого медведя, распластанная на полу.
— Ай, хорош, шибко хорош! — прищелкнул бухгалтер языком, указывая на шкуру. Шельбицкий знал обычай чукчей дарить понравившуюся гостю вещь и потому всеми силами старался показать, что шкура медведя ему очень приглянулась.
Но Анкоче к словам Шельбицкого был совершенно безучастен: старик знал, что этот человек с неприятным длинным лицом в один из своих приездов хотел сделать что-то очень плохое Петру Ивановичу Митенко.
Поняв, что даром шкуру не получит, Шельбицкий вытащил из кармана пачку махорки.
— Война. Табак — норма, совсем маленькая норма! Курить, наверное, сильно хочешь?
Анкоче с жадностью глянул на пачку махорки, пососал пустую трубку.
— Поменяешь? Тебе табак, мне шкура!
Анкоче заколебался: слишком дешево хотел купить у него длиннолицый шкуру медведя.
