Девочка сообщила ликующим голосом:
— У нас бабушка пела арию Орлеанской девственницы и даже брала верхнее «ля»!
Как раз в это время Сережа высунулся из-за валенок, чтобы лучше разглядеть счастливицу, и девочка увидела его и замерла. Застигнутый врасплох ее взглядом, мальчик не решался спрятаться, с лютой грустью думал о том, что она видит его раздутую щеку, и Сережино лицо покрывалось пятнами.
И глаза его умоляюще сказали глазам девочки:
— Не говорите, что меня увидели такого. Пожалуйста!
— Почему? — спросили девочкины глаза.
— Неловко…
— Почему все-таки? — не поняли девочкины глаза. — Потом скажете?
— Потом, — ответили глаза мальчика, и он спрятался за валенки и отполз в глубину полатей, наказав себе, пока не пройдет опухоль, не высовываться ни при каких обстоятельствах. Лицо его горело, и он плохо разбирал слова, что роились внизу и набегали одно на другое.
— …У меня только достойные люди жили, — загадочно говорил дедушка. — Жил у меня сторож с мясокомбината Варахий Яковлевич Фоминых. Мясо в рот не брал! Все больше картошечку, грибки, ягодки. Я говорю: «А курочку-то? Это не мясо, а одним словом— нежность». Он, бывало, сморщится и скажет так культурно: «По прейскуранту домашняя птица — натуральное мясо». Я говорю: «А что, если я вам дикую принесу: глухаря завалю или уточку подстрелю на озере?» Он бывало сморщится-скорчится и переживательно так скажет: «По прейскуранту и дикая птица — натуральное мясо». Исключительно культурный человек!
Разговор становился все загадочнее и тише, как бывает у взрослых, когда они от окольных слов договариваются о деньгах. Теперь нельзя было разобрать ни единого слова.
Наконец гости ушли, и внизу все стихло. Сережа решился выглянуть из-за горушки, сразу же натолкнулся на чей-то немигающий взгляд, хотел спрятаться, да раздумал. С посудника на него в упор смотрела гипсовая кошка-копилка. Глаза ее с подведенными, как у модницы, ресницами были желтыми и глуповатыми. В эту копилку вот уже года три Сережа складывал монеты, и сколько их там набралось, и сколько на них всего купить можно?
Подумать страшно, сколько.
Если долго смотреть на гипсовую кошку, она начинала шевелить синими усами. Сережа потер глаза кулаками и увидел дедушку. Тот сказал внуку:
— Проводил честь по чести.
Дедушка прикрыл дверь, посмотрел в окно, не подглядывает ли кто, и, на всякий случай повернувшись к окну спиной, достал из кармана ветхий бумажник. Поплевывая на пальцы, он трижды пересчитал в нем деньги, и, пока считал, лицо его было чужим и суровым. Сережа побаивался дедушку в такие минуты и старался не смотреть на него.
